— Мы – парни? – Бонни пошутила и пощекотала меня.
— Бонни, нам расслаблять нельзя, иначе не успеем на завтрак, – я говорила одно, а делала другое. – Разве, что по-быстрому, чтобы не заболеть.
— Расслабление лечит, а напряжение – калечит, – Бонни вспомнила лозунг Натуры.
Мы управились за пять минут – быстро, надежно и тепло.
Я уже не чувствую себя совершенно разбитой, – Бонни сладко потянулась.
— Бонни, бьются стекла.
— Стекла бьются, а солдат бьют.
— Не накликай беду на наши головки! – я выскочила из умывальни.
В нашу комнату никто не заходил, вещи и мешки остались в целости и сохранности.
— Потому что каждый занят своим добром, – Бонни сделала вывод.
Мы переплелись ручками и талиями.
Я держала подружку за талию, и Бонни меня обнимала за талию, но мою талию.
— Джейн, кажется, что нас не уважают, – Бонни прижалась ко мне теснее, когда мы шли в столовую. – Разглядывают, будто мы мошенницы, о которых показывают по визору.
— Не только не уважают, но и не любят, – я дрожала. – Два солдата даже остановились, потому что от ненависти их ноги не двигаются.
Посмотри, как парни нас обливают презрительными взглядами.
— Как вам не стыдно, а еще сапоги надели, – парни услышали нас.
— Стыдно, у кого не видно, а у кого видно, тому – не стыдно, – Бонни процитировала важный закон нашей Натуры и показала парням язычок.
В столовой нас ждала встреча, как в тюрьме.
В тюрьме я не была, но фильмах видела.
— Словно мы другие, – взгляд Бонни окаменел. – Не знала, что в сердцах сослуживцев может накопиться столько ненависти, и вся эта ненависть выплеснется на нас.
— Сегодня только гороховая каша для вас, ведьмы, – младший работник по кухне Файл небрежно бросил перед нами тарелки с кашей.
Брызги полетели на наши незащищенные тела.
— Спасибо, Файл, что каша не раскалённая, а то брызги обожгли бы нас, – я жадно начала кушать, пока у нас не отобрали дорогущую – для нас – гороховую кашу.
— Файл, ты раньше хотел за нами тайно подсматривать, – Бонни оторвала от каши виноватый взгляд.
— Больше не хочу, насмотрелся на вас, разлучницы, – Файл сжал губы. – После вас вид обнажённых девушек вызывает у меня тошноту.
— А вид обнаженных парней тошноту тоже вызывает? – я вылизывала тарелку после каши. – Файл, нам бы хлебушка… пожалуйста.
— Хлеб по пятницам, а сегодня понедельник, — Файл нарочно наступил мне на ногу.
— Файл добрый, он просто рисуется перед солдатами, – я выбежала следом за Бонни из столовой. — Не хочет показывать им, что в душе к нам тепло относится.
— Все к нам тепло относятся так, что уши горят, но только парни сами не подозревают об этом, – Бонни с сарказмом засмеялась.
— Бонни, Джейн, вы, наверно голодные после гороховой кашки, – Лусака первый бросил в нас обглоданную кость.
За ней полетели другие кости.
— Сослуживцы подготовились, из столовой кости с собой прихватили, – Бонни с вопросом посмотрела на меня.
— Не надо, Бонни, – я поняла ее взгляд.
Бонни собиралась применить кинжал, чтобы запугать парней. – Их слишком много, против нас двоих.
Общественное мнение не на нашей стороне.
— Ну, я понимаю – парни, они – высшее творение природы, — на глаза Бонни навернулись слезы. – Но Лусака обещал, что будет со мной дружить, даже невестой своей называл, а теперь кости в нас бросает.
— Парни – общество, а мы, девушки – побочный продукт общества, – я вздрогнула – кость утки попала мне по уху.
— Ты, побочный продукт общества, нам, кажется нужно убегать от костей, – Бонни скривила губки. – Иначе сами костями ляжем.
— Мы бы справились с парнями, но не будем, — я оправдала свое нежелание доставать кинжал. – Кинжалы у нас дорогие, вдруг, пропадут?
Раним парня, а он убежит раненый с нашим понтовским кинжалом.
— Ужас! – Бонни пробормотала. – Без понтовских кинжалов нам теперь не быть!