— Растлительницы – все равно, что актрисы, — Радзинский усмехнулся.
— Актрисы – хорошие, – я запылала гневом. – Мы собирались поступать в Сиракузскую имперскую академию актерского мастерства. — Я взяла Бонни за руку и сжала ее горячую ладошку.
— Джейн, у тебя ручки потеют от волнения, – Бонни нашла в себе силы хихикнуть.
— Ничего они не потеют, – я покраснела, вспомнила, что в гимназии Нейл Трувкаки при всех перед выпускным балом обвинил, что у меня руки всегда мокрые. – А у тебя, Бонни, грудки от волнения увеличиваются. – Я показала подружке язык.
Мой язык не укрылся от пристального взгляда Шмуля.
Шмуль стоял перед строем, но в этот момент, как назло, посмотрел на меня.
— Монсеньёр лейтенант, актриса Джейн вам язык показывает.
— Шмуль, ты же видел, что я язычок показывала Бонни, а не господину лейтенанту, – я чуть не проглотила то, о чем спорили – свой язычок.
— Солдат Шмуль, после того, что было с язычком между тобой и Джейн, и после того, что между нами было, ты все еще думаешь о рапорте? — капрал Брамс спросил неясно.
Что же было с язычком?
— Брамс, пусть солдат Шмуль подает рапорт, — лейтенант Шоу неожиданно встал на защиту Шмуля. – Мы вели себя расхлябано, поэтому проморгали заговор Бонни и Джейн, — Лейтенант бросал нас в могилу, которую вырыл для нас Шмуль. – Конечно, расследование и записи визоров покажут, кто виноват.
Но мы не имеем права отказывать солдату в подаче рапорта.
Надеюсь, что солдат Шмуль также чувствует музыку Адольфа Кошерного, как чувствует ситуацию.
— Товарищ лейтенат, герр капрал, я лично против вас ничего не имею, – Шмуль из белого превратился в зеленого.
— Вот видишь, Шоу, солдат Шмуль ничего против нас не имеет, — капрал Брамс погладил Шмуля по головке.
Ласка военных до добра не доведет.
Лучше пусть командир орет, чем по головке гладит.
— Подавай, подавай рапорт, мой мальчик, – лейтенант Шоу настаивал, чтобы Шмуль нас обвинил. – Мы все виноваты. – Надеюсь, что ты подашь рапорт по всей форме, которая отражена в Уставе о рапортах Империи.
— Герр лейтенант, – голос Шмуля задрожал.
Парень начинал понимать, что сам засовывает голову в пасть крокодила… крокодила и льва. – Я думал, что рапорт подается в простой письменной форме.
— Солдат Шмуль, в простой фирменной форме подается только заявление для оформления свадьбы, — капрал Брамс даже приобнял Шмуля за плечи, как отец родной, право. – В армии, если неправильно подан рапорт, не по Уставу, то подающего ожидает строгое взыскание.
Специальная гербовая бумага для рапорта, печать главного канцеляриста… — Капрал начал загибать пальцы. – Всего не перечислишь.
— Кто на учебке главный канцелярист? – Шмуль покачнулся, но капрал его удержал.
— Дон Карлсон наш главный и единственный канцелярист в учебке, – лейтенант Шоу похлопал железным прутом по ляжке. – Отбой, солдаты.
Танцы со звездами – не повод для революции. – На этом обсуждение полетов закончилось.
— Джейн, как ты думаешь, когда ты вырезала своим понтовским кинжалом мой люк, кто-нибудь обратил внимание на твой кинжал и его особую режущую способность?
— Я нарочно загородила телом кинжал и люк, – я гордилась, что приняла меры предосторожности.
Не хватало, чтобы посторонние узнали о наших бесценных понтовских кинжалах.
— Значит, все смотрели на твою очаровательную попку, — Бонни хихикнула.
— Бонни, до марш-броска, я бы еще поверила тебе, что мы кого-то из парней интересуем, и они любуются нами, – я слабо усмехнулась в ответ. – Но после всего, даже, когда Лусака от нас отрекся…
— Не напоминай мне больше о Лусаке, — Бонни всхлипнула. – Предатель. – И тут же спросила меня с надеждой. – Джейн, а по поводу сержанта Гудрона что ты скажешь?
— Что я скажу о сержанте Гудроне, Бонни?
— Он тоже от меня окажется?
— Обязательно.
— Обязательно что?
— Обязательно откажется.
— Почему?