— Волшебно, – Бонни закатила глаза от восторга. — Адольфик, возьми нас с собой.
— Вас? С собой? – Бонапарт даже с бочки упал.
Явно жалел, что проговорился. – Подружки, это невозможно, потому что никогда нельзя.
Вы видели картину Сиськовича «Поэт, который женился в надежде на свой талант»?
— Не видели, – мы с Бонни переглянулись.
Не догадывались, зачем Бонапарт припомнил какую-то картину.
— Поэт мечтал о славе, о стихах в уединённой префектуре, на своей планете, а оказался в семье, где жена путается под ногами, а вокруг – куча орущих детей. – Адольф даже содрогнулся, потому что явно представил картину, которую мы не видели. – Я же сказал, что мне нужно творческое уединение, в котором будет расти картошка и сочиняться стихи.
— Мы родим тебе детей, они будут ухаживать за картошкой, собирать колорадских жуков, пока ты сочиняешь, – я ляпнула, не подумала о последствиях своих слов.
— Какие дети, Джейн, без снятия защиты жрецов? – Бонапарт покрутил пальцем у виска.
Даже Бонни посмотрела на меня с улыбкой.
— Мы найдем взломщиков, и они, вместо жрецов, снимут защиту с наших вагин, – в отчаянии я предлагала нереальное.
— Нет, Джейн, никаких взломщиков и никаких детей.
— Мы станем твоими музами и будем вдохновлять тебя, – Бонни тоже подключилась к обработке Адольфа.
— Ни. За. Что. – Бонапарт оказался на редкость упрямым. – Мне никто не нужен на Моей Планете.
Ни вы, ни взломщики кодов вагин, ни дети, ни музы.
Я не проведу с вами ни минуты!
— Мы постараемся не показываться тебе на глаза, – я погладила Адольфа по головке. – Выроем нору на противоположной стороне твоей планеты и станем сидеть тихо и без напрягов для тебя.
— Все это бы подошло простому смертному, – в глазах Бонапарта появился лихорадочный блеск. – Но я – поэт.
Я все время буду ощущать вас на другом конце моей планеты.
И эти мысли отвлекут меня от великих подвигов на ниве поэзии! – Адольф Бонапарт окончательно свихнулся на поэзии.
Я и Бонни переглянулись и решили больше не касаться вопроса о присоединении к Адольфу.
Разумеется, все будет по-нашему: полетим с ним и обоснуемся на его Планете.
Потом, как-нибудь убедим Бонапарта, что мы ему нужны.
Я заглянула в рубку капитана Михо.
— Герр Михо…
— Джейн, для тебя я – просто Михо! – отец Адольфа не выпускал вонючую курительную трубку изо рта. – Ты, для меня, как дочка, Джейн.
С трубкой он казался ужасно мужественным.
— Михо, – я не стала спорить на сомнительную тему «дочка». – Куда мы летим? – Я проявила осторожность и не рассказала герру Михо о планах Адольфа.
— Заправимся на Сальмонелле, а затем я доставлю Адольфа в Южные Галактики.
Сынок сказал, что у него там дела какие-то, – Михо подмигнул мне, при этом глаз его продолжал дергаться.
Или не подмигивал, а глаз просто дергается? – Растет сынок.
Окончил гимназию, а теперь, думаю, что пойдет по моим стопам – станет контрабанду развозить.
В южных Галактиках опасно, риск большой попасть в лапы полиции или нарваться на разбойников, но и доход велик.
— Поздравляю вас, Михо, что у вас талантливый сын, – я искренне пожала руку Михо.
Вернулась к Бонни и Адольфу.
Бонни пыталась усесться на колени Бонапарта и обхватить его за талию.
Адольф отчаянно сопротивлялся и сталкивал Бонни.
— Не дается, – Бонни соскользнула на пол и шутливо махнула рукой.
— Михо сказал, что на Сальмонелле заправимся, а затем летим дальше, – я многозначительно посмотрела на Адольфа.
— Согласен. Вы полетите со мной в южные Галактики, – Бонапарт слишком легко согласился, хотя до этого упорно отказывался от нашего общества.
Он внимательно смотрел в окно на пролетающие в гиперпространстве иллюзорные березки.
Через две минуты Михо опустил «Роксану» на плиты космопорта.
К плоту К9 сразу ринулись машины дозаправки.