— Не могу идти, меня полицейский за ногу держит, – я чуть не рыдала от досады.
— Никто не смеет препятствовать имперскому воину в выполнении его боевой задачи по защите Отечества, – Солдат сделал шаг за мою спину, поднял бластер и опустил приклад на что-то.
Захват моей ноги чужой рукой полицейского ослаб.
Я выдернула ногу и побежала к Бонни.
Мы забились в угол, около мраморной статуи Гвардейца Империи.
Статуя гвардейца очень похожа на Аполлона в офисе бывшего сэра Гринписа.
Драка около дверей затихала, потому что уже не из-за кого было драться.
К солдату подошел военный офицер: лицо разбито, на белоснежной рубашке кровь, левое ухо опухло.
Но даже на помятом лице сияла счастливая улыбка победителя.
— Панчо, видел, как я их ловко разделал? – офицер махнул левым кулаком, изображал удар по воздуху.
— Да, мой лейтенант Круасан, – солдат не подхалимствовал, он искренне восхищался своим начальником. – хук с левой был великолепен. – Солдат наклонился и чуть понизил голос: — Думаю, что даже капитан Зорге не повторит подобный удар.
— Куда ему, Зорге, он только по яйцам пинать умеет, – лейтенант Круасан, хоть и пьяный, побитый, но тоже с опаской посмотрел по сторонам.
Опасался своего начальника – капитана Зорге?
Взгляд лейтенанта Круасана наткнулся на двух трепещущих нас.
— Кто они? – Офицер даже не вспомнил, за кого он сражался.
Или просто решил подраться полицейскими?
— Новобранцы, сэр, – солдат вытянулся по струнке.
Время интимных задушевных бесед с лейтенантом вышло.
Солдат прекрасно знал переменчивый вспыльчивый характер лейтенанта.
— Вижу, что новобранцы, – Круасан качнулся.
Солдат вовремя его удержал от падения:
— Господин лейтенант, осторожно, здесь ступенька.
— В двадцать первый кабинет, к капитану Зорге, немедленно, – лейтенант погрозил мне и Бонни пальцем.
Мы, как две послушные овечки, двинулись по коридору вглубь здания.
Подальше от опасных дверей, за которыми нас, наверняка, поджидали кровожадные обозленные полицейские.
Мы постучали в двадцать первый кабинет.
За дверью раздались сдавленое хрюканье и хрип.
— Либо капитан Зорге повесился, либо вешает кого-то, – Бонни надавила на дверь, и мы вошли.
Капитан Зорге не вешался и не вешал, он рыдал.
Бравый усатый, со множеством знаков отличия, медалей и орденов, боевой офицер рыдал, как женщина.
— Я не стыжусь своих слез, – капитан Зорге правой рукой указал нам на стулья у стола, левой – вытирал глаза. – Мой дед отчаяно хотел, чтобы я женился.
Я же стремился к военной карьере, в начале которой любая женитьба ведет к грехопадению.
Дед дал мне обидное прозвище, при упоминании которого я каждый раз содрогаюсь.
И, когда я слышу звон свадебных колоколов, моему терпению приходит конец, потому что все жены – неверные.
Моя подруга Владилена тоже мне изменяет с каким-то капралом Зденеком.
Я – свинья! – Капитан Зорге неожиданно завизжал.
Ударил кулаком по столу, но стол уклонился от удара.
Кулак капитана Зорге просвистел мимо.
Капитан Зорге потерял равновесие, запутался в своих ногах и упал на пол, сильно ударился локтем о статую Аполлона.
На этот раз статуя была маленькая – всего в метр высотой и деревяная.
Капитан Зорге, к счастью, не убился, иначе меня и Бонни обвинили бы еще и за него, точно бы приговорили к расстрелу.
— Боль, боль, темнота и пустота в моей голове, — все же боль отрезвила капитана Зорге.
Он встал, поправил вицмундир, подтянул галстук и взглянул на нас как строгий отец.
— Мадемуазели, я вижу, что вы с Натуры, – в голосе капитана прозвучало удовлетворение. – Некоторые твердолобые штатские утверждают, что девушкам, особенно – голым девушкам, не место в имперской гвардии.
Якобы, вы слабый пол, ручки у вас тонкие – не пробьете кулаком даже простую кирпичную стену.