После переодевания ко мне подошел охранник и помог подняться на ноги. Неустойчиво прыгая, я выбрался из узкого дверного проема в коридор, где впервые за несколько недель увидел белое лицо. У дальней стены стояли еще около двадцати заключенных, все они выглядели хуже некуда, и я пополнил их число. Охранник отпустил меня, как только я смог стоять на ногах; уже началась перекличка.
Я был так занят, изучая лица, что чуть не пропустил, когда зачитали мое собственное имя, но достаточно быстро пришел в себя, чтобы ответить «да», избежав повторного выкрика. Я отчаянно искал знакомых, но никого не узнавал.
Перекличка закончилась, и колонну заключенных в полной тишине повели к главному выходу. Опираясь вытянутой рукой о стену, я пытался прыгать за ними и остался далеко позади. Один из охранников схватил другого заключенного, и тот вернулся, чтобы подпереть мое плечо.
— С тобой все в порядке? — Спросил он дружелюбным голосом с американским акцентом. — Давай-ка я тебе помогу.
— Дай Бог тебе здоровья, приятель, — ответил я, прежде чем охранник отдал приказ не разговаривать.
Остальных мы догнали у входа в главный тюремный блок, где образовалась небольшая очередь, поскольку заключенных одного за другим пересаживали в два больших автобуса. Пока мы ждали, один иракец двигался вдоль очереди с флаконом одеколона, разбрызгивая на нас самый отвратительно пахнущий лосьон после бритья, который я когда-либо чувствовал — но, думаю, мы и сами источали не самый приятный запах.
Наконец настала моя очередь выйти на утренний свет и свежий воздух. Даже короткий прыжок с порога в салон автобуса стал абсолютным блаженством. Двигаясь по салону, я еще раз осмотрел лица, убедившись, что все находятся в той же лодке, что и я, — их глаза умоляли, чтобы все это было по-настоящему, а не надувательством. Внезапно я остановился — на одном из мест у окна сидел человек и смотрел вперед, забыв обо всем на свете. Неужели это Энди? Я попытался поймать его взгляд, проходя мимо, но он, казалось, либо не заметил, либо не узнал меня. С другой стороны, я не был уверен, узнал бы я себя сам.
Последними в автобус запрыгнули два охранника в штатском с автоматами Калашникова. Внутри автобуса было устроено грандиозное шоу с задергиванием всех штор, как я подозревал, больше для того, чтобы нас не видели люди, чем для того, чтобы мы увидели Багдад. Зашипела гидравлика, двойные двери автобуса закрылись, и взревел двигатель. Мы отправились в путь.
Пока автобус медленно пробирался через утренние пробки, никто не разговаривал, и не двигал головой, чтобы не привлекать нежелательного внимания охранника и не остановить движение. Краем глаза я изредка замечал, что за окном кипит жизнь, но из-за зашторенных окон осмотреть город было практически невозможно, — во всяком случае, без того, чтобы это не показалось вопиюще очевидным.
Прошло совсем немного времени, минут пятнадцать-двадцать, прежде чем мы съехали с главной дороги и остановились. Двери открылись, и один из наших надсмотрщиков выскочил наружу, а другой остался стоять на страже у двери. Впервые головы начали двигаться, занавески отдернулись, и зрелище, открывшееся моим глазам, было поистине неожиданным — мы остановились на парковке большого современного отеля.
Охранник у дверей попросил всех встать, затем жестом велел всем покинуть автобус, пересчитывая нас по мере того, как мы это делали. Как только я выпрыгнул из салона, молодая женщина с бейджиком, удостоверяющим, что она является членом Международного Комитета Красного Креста, пришла мне на помощь и подставила свое плечо в качестве опоры.
— Пожалуйста, позвольте мне вам помочь, — произнесла она, уже поддерживая мое тело. — Я Луиза, врач из МККК.
Оглядевшись, я заметил, что среди заключенных уже ходило множество других людей, которые предлагали ободрение и поддержку, говоря, что все будет хорошо. Один из них, высокий видный джентльмен, возвысил голос над остальными и объявил:
— Джентльмены, прошу внимания! — Его английский с легким акцентом был безупречен. — Вы только что были официально переданы Международному Комитету Красного Креста. Если вы пройдете в отель, мы начнем административный процесс, необходимый для завершения вашей репатриации в Саудовскую Аравию.
В том, как он говорил, не было ни напряжения, ни срочности, а его манера внушала собравшимся, в том числе и иракцам, чувство спокойствия и уверенности. Он точно оценил ситуацию — для завершения процесса передачи военнопленных из рук иракцев требовались деликатность и такт, а не бычьи требования и резкие слова. Пока главный переговорщик произносил свою речь, женщина, помогавшая мне, уже направила меня к входу в отель, и через несколько секунд я оказался внутри здания. В фойе мы прошли мимо двух одетых в штатское иракцев, охранявших главный вход.