К счастью, бóльшая часть толпы осталась позади. Из ближайших дверей стали появляться иракские офицеры, и вскоре вокруг меня собралась большая группа, обсуждавшая мое избитое несчастное состояние, шутившая и смеявшаяся. Я был не таким уж и страшным врагом.
Один из офицеров, желая, видимо, продемонстрировать свою компетентность перед коллегами, заговорил со мной на хорошем английском.
— Я был в Лондоне. Замечательный город.
Я глянул на его добродушное улыбающееся лицо: допрос этого человека ничуть не интересовал.
— Скоро вы окажетесь в Багдаде, моей столице. Это тоже удивительный город, полный великой истории и достопримечательностей. Вам понравится ваше пребывание там.
Мой взгляд обежал собравшихся. Я видел на их лицах самые разные эмоции — от простого любопытства до откровенного отвращения и ненависти. Почему-то я чувствовал, что его комментарии окажутся несколько оптимистичными.
Авианалет, видимо, закончился довольно быстро, так как мы не задержались, и меня покатили обратно к ожидающему «Хайэйсу», на этот раз проходящие мимо солдаты практически не обращали на меня внимания. К моему огромному облегчению, машина снова отправилась в путь, продолжая двигаться в юго-восточном направлении к столице, уже без дальнейших намеков на мой сексуальный статус.
Путешествие было поистине томительным. Еще в двух случаях машина была вынуждена покидать дорогу и прятаться от бомбардировщиков. Пока охранники укрывались в бункерах, меня оставляли запертым в «Тойоте». Хотя это позволяло избежать очередного избиения со стороны любознательных иракцев, я был также уязвим для дружественной, но недоброжелательной ракеты с тепловым наведением, которая вполне могла засечь нагретый двигатель микроавтобуса. Ни в том, ни в другом случае выиграть я не мог.
*****
Когда мы въехали на окраину Багдада, Солнце уже разгоралось вовсю, и пока передвигались по бесчисленным улицам, над нами возвышались разросшиеся жилые дома, с балконов которых свисала одежда. До конечного пункта назначения оставалось совсем немного, и впервые с момента въезда в город автомобиль был вынужден остановиться.
Нашей целью был большой многоэтажный комплекс, окруженный высоким забором с колючей проволокой, который охраняли многочисленные солдаты в красных беретах — печально известная Иракская республиканская гвардия.
Машину остановило огромное количество людей, скопившихся у входа в здание, и как только один из присутствующих понял, что в микроавтобусе находится иностранец, начался настоящий ад. Уже в десятый раз с момента моего задержания перед нами во всей красе предстал призрак самосуда. Толпа навалилась на маленький автомобиль, стучала по его бокам, раскачивала его, пытаясь добраться до находившегося внутри человека, и при этом истерически кричала. Думаю, в этот момент мои охранники были напуганы не меньше меня, ведь если бы толпе удалось добраться внутрь, они тоже стали бы жертвами бешеной атаки.
Как бы то ни было, солдаты Республиканской гвардии на воротах мгновенно отреагировали на опасность, открыли ворота и проложили путь через толпу, позволив «Тойоте» проехать внутрь, в относительную безопасность комплекса.
Импровизированная машина скорой помощи остановилась перед довольно новым входом, судя по всему, построенным для приема раненых — меня перевезли в военный госпиталь.
Пока сотни возмущенных гражданских лиц оказались блокированы снаружи, внутри безопасного корпуса больницы царило обманчивое спокойствие. Без спешки, но и без всяких церемоний меня сняли с заднего сиденья машины и вкатили в фойе главного приемного покоя здания, где меня встретил полный хаос.
Куда бы я ни посмотрел, пол был усеян ранеными иракцами, девяносто процентов которых было одето в ту или иную униформу. Санитары, медсестры и врачи метались от одного раненого к другому, оценивая состояние пострадавших и унося тех, кто нуждался в срочной, спасающей жизнь, медицинской помощи.
Мои собственные травмы меркли по сравнению с ужасающими случаями, которые меня окружали. Я почувствовал первый укол вины и смущения — я был частью той силы, которая привела этих молодых людей в такое состояние — искалеченных, обожженных и расчлененных на больничном полу. Возможно, война началась не по вине союзных войск, но у простых солдат, находившихся рядом со мной, тоже не было выбора в этом вопросе.
Передо мной внезапно появился врач, взволнованный и уставший от того, чему ему приходилось быть свидетелем.
— Мы вас ждали, — начал он. — Вы Майкл Кобурн?