— Но я не могу вторично отпраздновать с тобой свадьбу уже после того, как Джорджа окрестили. — Джеймс изо всех сил протестовал против предложения Энн устроить торжества, которое она высказала сразу же после прибытия в новый дом. — Что скажут в обществе?
— В обществе разговоров будет намного больше, если мы так и останемся в глазах всех порядочных людей неженатыми. Ну, Джеймс, дорогой, соглашайся, брось упрямиться. Пожалуйста.
Он снова сдался. И июня малютка Джордж, почти утонувший в огромной крестильной рубашке Уолдгрейвов, был крещен в церкви городка Туикнам. А на следующий день шестой граф Уолдгрейв сыграл свадьбу с Энн Кинг, ставшей отныне графиней Уолдгрейв.
Новобрачная была вся в кремовых кружевах. Юбка с шестью рядами оборок доходила до самых носков изящных туфелек. Голову невесты украшала диадема, принадлежавшая ее покойной свекрови, и фата, ниспадавшая до пят. Она была самой красивой невестой городка Туикнам за долгие, долгие годы. Крестьяне приветствовали ее радостными криками, когда зазвонили колокола, запели трубы органа и новобрачная ступила за порог церкви, освещенная ярким летним солнцем. Никто не мог понять, зачем понадобилась повторная церемония, да и догадаться, что творилось в голове у этой джентри[4], тоже никому не было дано.
И вот теперь, одиннадцать лет спустя, граф и графиня стояли в парадных платьях с голубыми перевязями и на прощанье желали спокойной ночи своим детям. Правда, уже не все дети были с ними: Уильям и Фредерик скончались на первом году жизни. Леди Аннетта Лаура, леди Горация и крошечная леди Ида Энн выжили. Граф часто чувствовал благодарность к своей жене за то, что она заставила его в свое время признать Джорджа законным сыном: ведь остальные мальчики умерли.
— А я могу заразиться этими припадками? — спросила Горри.
— Нет, дорогая, — ответила Энн. — Припадками заразиться невозможно. Эта болезнь сама по себе приходит к некоторым людям.
— А почему она пришла к Джей-Джею?
— Ну, довольно, — перебил ее граф. — Вы уже достаточно поговорили. Спокойной ночи, Горация. — Он выглядел настоящим красавцем даже когда хмурился, как сейчас, а его голубые глаза превращались в щелочки под грозно сдвинутыми бровями.
Дочь посмотрела на него с восхищением:
— Спокойной ночи, сэр.
Сердитое выражение исчезло с лица графа, он улыбнулся дочери и сказал:
— Будь примерной девочкой и веди себя хорошо, пока меня не будет. Иначе я пожалуюсь на тебя королю.
— А король рассердится?
— Очень.
Блестящий, за столетия пропитавшийся запахом воска пол в дортуаре имел небольшой наклон, и по нему лавиной неслись разноцветные шары: первый — большой, синий; за ним еще два, маленькие, отливающие жемчугом; затем — красный и желтый и, в заключение, гордость всей коллекции — большой, зеленый, сверкающий, как глаз пантеры. Снаружи доносились крики мальчиков, сражавшихся на спортивных площадках старой школы, но Джекдо не слышал их. В воображении его стремительно нее куда-то шумный изумрудный водопад, а он смело погружался в эту бурную, окаймленную густыми зарослями реку и в то же время наблюдал, как по комнате мчались шары, чтобы, наконец, остановиться возле большого открытого окна.
Мальчик улыбнулся про себя. Он не думал о том, что его небольшое увечье — хромота, пусть даже не очень заметная, когда он носил специальную обувь, — лишало его возможности резвиться со школьными товарищами. Он на самом деле был вполне доволен жизнью. Пусть его дружелюбный, как щенок, брат Роб добывает семейную спортивную славу; а он, Джекдо, больше предпочитает гулять и играть в одиночестве.
Шары стукнулись друг о друга и остановились возле окна. Взобравшись на подоконник, ребенок удобно вытянулся на осеннем солнышке, подложив под голову и спину подушку и скрестив ноги. Крики становились тише по мере того, как игра перемещалась к дальним воротам.
Джекдо поднес шар к своим глазам и вгляделся в зеленые спирали и извилины внутри него: ему привиделась некая затерянная пещера, средоточие мироздания… Он совсем не испугался, когда почувствовал, что растворяется внутри магического шара.
Но, к своему удивлению, пройдя сквозь барьер времени и пространства, он очутился не в тайной обители Мерлина, как ожидал, а на берегу быстрой реки, где купались обнаженные загорелые дети. Ныряя в воду, мальчики поднимали фонтаны радужных брызг, и маленькие девочки пронзительно визжали от радости. Даже самая младшая из сестер, хоть и была вся в кружевах и аккуратно застегнутых ботиночках с загнутыми кверху носочками, ухитрилась обрызгать всю себя, и нянька сердито кричала: