Выбрать главу

Знает сержант: дисциплина в армии начинается с привычки к аккуратности, к порядку.

Правда, был в нашем взводе один солдат, который никак не хотел привыкать к порядку. Звали его Миша, фамилия — Соловьёв. Был он парень разболтанный, избалованный. Вот ему чаще всех и доставалось и от старшины, и от командира отделения, и от командира взвода. Короче говоря, ото всех командиров. Только, бывало, и слышишь:

— Соловьёв, опять сапоги плохо почистил?

— Соловьёв, а пуговицу кто за вас пришивать будет?

— Соловьёв, почему койка небрежно заправлена?

А самому Соловьёву, конечно, казалось, что к нему просто придираются. Но делать нечего, в армии с командирами не поспоришь: приходилось ему каждый день и сапоги чистить, и койку перезаправлять по нескольку раз, и пуговицы пришивать. Зато, когда останемся одни, он и говорит:

— Надоела мне такая жизнь. Вот увидишь: как только отслужу, домой вернусь — спать буду часов по двадцать в сутки, честное слово. Постель заправлять ни за что не стану. К сапожной щётке никогда не притронусь. Не веришь? Вот чем хочешь клянусь!

И так случилось, что уезжали из армии мы с ним вместе. Вместе пришли на вокзал, вместе сели в один поезд и поехали домой.

Утром я вижу: Соловьёв берёт сапожную щётку, идёт в тамбур и как ни в чём не бывало начинает надраивать сапоги.

— А как же твоя клятва? — спрашиваю.

— Тьфу ты! — говорит. — Совсем забыл.

Размахнулся и тут же вышвырнул щётку за окно вагона.

На другой день остался в нечищеных сапогах. Но вижу — нет-нет да и поглядывает себе на ноги. Словно его беспокоит что. Но молчит. И на следующий день — тоже. А поздно вечером — я уже на верхнюю полку забрался, засыпать начал — вдруг слышу: кто-то тихо-тихо мой чемодан приоткрывает.

Обернулся, а это Мишка Соловьёв.

И в руках у него — моя сапожная щётка.

— Понимаешь, — говорит он виноватым голосом, — не могу. Привык. Такое чувство, словно бы не умывался…

Недаром, видно, есть такая пословица: «Привычка — вторая натура». Второй характер, иначе говоря.

Солдатский аппетит

Когда человек слабосилен, когда не может справиться с каким-нибудь делом, про него говорят: «Мало каши ел». Зато про солдат этого никак не скажешь. Потому что каша — главная солдатская пища.

Не знаю, кто как, а я кашу ещё с детства любил. И в армии ел её с удовольствием. До сих пор помню — войдёшь в столовую с мороза, усталый, а на столе бачок — дымится горячая пшённая каша! Хорошо! Сядут за стол одиннадцать человек — не успеешь оглянуться, бачок уже пуст.

Сколько служил я в армии, никогда не слышал, чтобы солдаты на аппетит жаловались. Не зря говорят, что солдатское питание так хитро рассчитано, что толстые в армии худеют, а худые поправляются. Во всяком случае, я поправился, это точно могу сказать.

Про тренировку

Честно говоря, когда ехал я в армию, военную службу представлял себе очень смутно.

Мне мерещились манёвры, парады, атаки, крики «ура», дымовые завесы, грохот взрыв-пакетов…

А увидел я…

Увидел я первым делом расписание занятий, совсем как в школе. И отметки в журнале.

Только вместо школьных звонков дневальный подаёт команды:

— Приступить к первому часу занятий!

— Окончить первый час занятий!

Только ни опоздать, ни прогулять никак нельзя. Потому что на занятия — строем, и с занятий — строем. Дисциплина. И уроки, конечно, другие.

Физподготовка — чтобы стать сильными.

Огневая — чтобы стать меткими.

Инженерное дело — чтобы стать неуязвимыми.

Строевая — чтобы стать выносливыми.

Много разных предметов, все не перечислишь. Только успевай заниматься.

Привели нас впервые на полосу препятствий. Командир наш, сержант Остроухое, объяснил нам, что к чему, показал, как под колючей проволокой ползти, и как через забор перемахнуть, и как окоп перепрыгнуть.

— Ясно? — спрашивает.

— Ясно! Ясно! — отвечаем мы.

До того всё это легко и ловко получалось у сержанта, что и нам показалось: подумаешь, что тут сложного! И полоса вроде бы не очень длинная, и забор не очень высокий, и окоп не очень широкий.

А как стали сами преодолевать эту полосу, тут и началось! Кто шинелью за проволоку зацепился. Кто на заборе застрял. А кто до окопа добежал и выдохся: не то что перепрыгнуть — и шагу больше сделать не может.