И вот какую историю услышал я в тот день.
Случилось это с рядовым Козыревым. Был он ещё совсем неопытным десантником — ему предстояло совершить всего лишь второй свой прыжок. И конечно, он очень волновался.
Прыжок был самый простой — с принудительным раскрытием парашюта. Так называются прыжки, когда десантнику не надо самому дёргать за кольцо. Эту работу за него выполняет длинная верёвка — фал. Как только парашютист оставляет самолёт, фал натягивается, срывает с парашюта чехол, и купол раскрывается. Все новички прыгают так.
И в этот раз всё шло как обычно. Один за другим солдаты покидали самолёт. Один за другим раскрывались в небе огромные белые купола.
Наконец наступила очередь Козырева.
Он бросился за борт самолёта и тут же ощутил сильный рывок. Рывок был таким резким, что у Козырева потемнело в глазах. На секунду он даже потерял сознание. Он не понял, что произошло. Он только слышал гуденье ветра в ушах.
Когда он опомнился, он не поверил своим глазам: он летел вслед за самолётом. Он оказался привязанным к самолёту длинным фалом. Подобно тому как лыжник на водных лыжах несётся вслед за глиссером, так и Козырев теперь нёсся вслед за самолётом.
От страха он ощутил противную слабость в руках и ногах. Что делать? Он не знал.
И те, кто остались в самолёте, тоже не знали, что делать. Как спасти Козырева? Попытаться втянуть назад в кабину самолёта? Невозможно. Когда самолёт летит, встречный поток воздуха во много раз сильнее, чем течение самой быстрой, самой бурной реки, — попробуй-ка осиль его!
Обрезать фал? А что, если Козырев потерял сознание и не сможет раскрыть запасной парашют? Тогда — верная смерть.
Что же делать?
И те, кто были сейчас на земле, тоже видели, как несётся вслед за самолётом тёмная точка, и тоже ничем не могли помочь Козыреву.
Уже суетился возле санитарной машины врач. Уже растягивали солдаты брезентовое полотнище — готовились ловить Козырева.
Оставался только один выход — обрезать стропы. И сделать это должен был сам Козырев. Но догадается ли он? И хватит ли у него решимости? Хватит ли мужества и хладнокровия?
Люди с земли с надеждой и страхом следили за тёмной точкой в небе.
А самолёт всё кружил и кружил над площадкой приземления.
И наконец Козырев решился.
Все увидели, как маленький комочек оторвался от самолёта и стремительно полетел вниз.
Затем раздался лёгкий хлопок — это раскрылся купол запасного парашюта.
Люди на земле облегчённо вздохнули.
В этот же день стало известно, из-за чего произошёл этот необыкновенный случай. Оказывается, из-за небрежности. Из-за маленькой, пустяковой оплошности при укладке парашюта.
Вот почему и говорят, что нет для десантника дела важнее, чем укладка парашюта.
На аэродроме
Наконец и тренировка, и укладка парашютов, и медкомиссия, и все волнения и переживания — а вдруг врачи забракуют, вдруг окажусь негоден? — остались позади.
Наступил день прыжков.
Первый раз в жизни я прибыл на аэродром не как пассажир. Уже на аэродроме надел комбинезон, надел парашют. А когда мне ещё вручили тяжёлый десантный нож в пластмассовых ножнах, тут уж я почувствовал себя настоящим десантником. Нож обязательно входит в снаряжение парашютиста — на случай, если запутаются стропы и их придётся перерезать.
Мы стояли слегка нагнувшись, упершись ладонями в колени — такова обычная стойка десантника: ведь парашют весит немало, а если к этому ещё прибавить автомат, противогаз, фляжку с водой, патроны, сапёрную лопатку, ранец, плащ-палатку, сухой паёк — вес наберётся порядочный.
Начальник парашютно-десантной службы в последний раз осмотрел наши парашюты, проверил, всё ли в порядке.
И началось самое томительное ожидание — когда скомандуют: «По самолётам!»
Солдаты поглядывали на меня с любопытством: всегда интересно посмотреть, как это человек в первый раз будет прыгать.
И тут я почувствовал, что мне становится не по себе. Хоть бы скорее!
— Ничего, — говорит один солдат, — если замнётесь, испугаетесь в последний момент, вас подтолкнут маленько в спину — и не заметите…
«Нет, — думаю, — не очень бы мне хотелось, чтобы меня толкали в спину… Вот, скажут потом, приехал писатель, просил, чтобы разрешили ему прыгать, а самого выталкивать из самолёта пришлось. Нет уж, никуда не годится такое дело».
— Да вы не волнуйтесь, — говорит другой солдат. — Всё будет в порядке. Прыгнете.
— Это точно, — говорит третий. — У нас вон в прошлом году радист был — Башмаков по фамилии — уж до чего невезучий, а и то прыгал..
— С ним, с этим Башмаковым, — говорит ещё один, — однажды занятная история приключилась. Ему и правда всё время не везло — просто удивительно! На стрельбы идём — все стреляют нормально, он обязательно умудрится всадить пули в чужую мишень.
По тревоге поднимаемся — сапоги перепутает. Кросс бежим — ногу вывихнет.
Короче говоря, всё у него не как у людей. Поэтому наш командир взвода старался держать Башмакова подальше от глаз начальства. Как начинаются учения или проверка, так Башмакова либо в наряд по кухне отправляют — картошку чистить, либо дневальным по казарме, либо ещё куда-нибудь.
Так было до тех пор, пока не сменился у нас командир взвода. Новый командир, лейтенант Петухов, вызвал к себе Башмакова и говорит: «Невезучих людей, Башмаков, не бывает — бывают люди не-дис-ци-пли-ни-ро-ван-ные. Ясно?» — «Так точно, — говорит Башмаков. — Ясно». — «Отныне вам никаких поблажек не будет, — говорит лейтенант. — И вы свои штучки бросьте. Ясно?» — «Так точно, — говорит Башмаков. — Ясно!»
А тут через несколько дней как раз большие учения. И нашему взводу выпало особое задание: произвести разведку в тылу «противника».
Лейтенант Петухов на всякий случай не спускал глаз с Башмакова. И в самолёте посадил возле себя. Нарочно.
И прыгнул сразу вслед за ним.
Их парашюты раскрылись почти одновременно. И тут вдруг лейтенант увидел, что Башмаков летит не вниз, а вверх.
Да, да, его парашют поднимался вверх!
— Рядовой Башмаков! — закричал лейтенант. — Вы куда?
— Не могу знать! — закричал Башмаков.
— Немедленно вернитесь! — закричал лейтенант.
Но Башмаков продолжал медленно лететь вверх.
— Вернитесь сейчас же! — ещё громче закричал лейтенант.
Что ответил Башмаков, он уже не услышал. Ведь лейтенант летел вниз, а Башмаков вверх, и расстояние между ними всё увеличивалось.
А между тем всё объяснялось просто: парашют Башмакова попал в восходящий поток тёплого воздуха.
Будь на месте Башмакова другой солдат, он бы, наверно, растерялся и от страха натворил бы каких-нибудь глупостей. Но Башмаков не испугался. Он даже не удивился. Потому что он привык, что с ним всегда что-нибудь происходит.
Он спокойно летел, словно на воздушном шаре, и смотрел вниз. И всё запоминал, что было внизу.