В гвардейский лагерь я возвращаюсь через час после полудня. Гилла и еще две афганских девушки готовят Шинар к ритуальному омовению. Меня не пускают в палатку, и мне это кажется дурным знаком. Впрочем, хорошего так и так мало. Все пропало, денег для База я не раздобыл и уже явно не раздобуду. Весь пропитанный потом и пылью, я понуро сижу на лавке перед шатром, когда подъезжает Флаг. Кроме мерина, на каком он восседает, с ним еще моя Снежинка и запасная лошадка, чтобы я не пешком возвращался назад. Все животные отчищены и ухожены, бока их лоснятся.
— Деньги нашел?
Я качаю головой.
Флаг достает кожаный кошель и бросает на землю. Там что-то тяжело звякает.
— Бери. И заткнись, — добавляет он, обрывая мои сбивчивые благодарственные стенания. — Я поехал. Вернусь с Кулаком и с Рыжим.
Он имеет в виду, что нас будет четверо.
— Бери побольше оружия, прячь, куда только можно. Вдруг они велят нам разоружиться.
Я киваю.
— Где Аш?
— В лагере пактианов. Во всяком случае, говорил, что будет там.
До места, где мы должны встретиться с братом Шинар и его родичами, минут двадцать езды. Это в обычный день, а при нынешней толчее — вдвое дольше.
Я одеваюсь за пять минут, а потом в ожидании нервно кружу вокруг нашей палатки. Вроде бы, все в порядке. Обещанная стража несет караул, все наши женщины на месте, за исключением Дженин, которая понеслась к прачкам.
Мне вспоминаются наставления Аша. Необходимо, чтобы поводья моей славной кобылки принял сам Баз. Только тогда наш договор войдет в силу.
Только тогда.
Осталось чуть-чуть.
Один поворот, и путь чист, можно жить без опаски.
Флаг возвращается. Кулак и Рыжий Малыш едут следом. Мой товарищ уже готов к свадебным торжествам. Он переоделся в парадную форму и даже закутался в длинный, отменно отглаженный плащ. Это несколько не по погоде, зато под ним можно спрятать что хочешь. Кучу оружия. И оно так и есть.
На случай если Баз со своими кузенами решит что-нибудь учудить, Флаг подвесил под мышкой спартанский тесак, на бедре пристроил афганский кофари и засунул пару метательных македонских ножей за голенища сапог.
Кулак и Рыжий Малыш дожидаются в седлах. Я прощаюсь с Шинар. На дорогу до лагеря пактианов у нас уходит около часа. Все пути и проезды забиты пешим и конным людом, строевыми и нестроевыми войсками, а также зеваками, собравшимися поглазеть на шикарную церемонию и хорошенько повеселиться. Нещадно палит послеполуденное афганское солнце. Наконец мы у цели, у тех самых ворот, от которых не далее чем вчера дали поворот нашему незадачливому шикари.
У входа толкутся кучками пактианы, чуть в стороне расхаживает Аш.
База не видно.
Его братцев тоже.
Я подъезжаю к Ашу.
— Где ее брат?
Вид у старого хрена подавленный, он явно сбит с толку.
— Где еще двое?
— Я так и знал, что они что-то отмочат! — рычит Флаг.
— Аш. Я тебя спрашиваю.
— Не знаю.
— Да что тут вообще происходит?
— Не знаю.
Флаг присматривается к афганцам. Все-то эти разбойники знают. Потому-то и отираются у ворот. Развлекаются, наслаждаясь нашей растерянностью.
Двое головорезов тянутся к морде Снежинки. Я отстраняю их.
— Где Баз? — ору я на дари.
Один из дикарей пытается забрать у меня повод. Флаг выхватывает клинок. Копья Кулака и Рыжего Малыша, мигом пришедшие в положение к бою, заставляют нахалов присмиреть и попятиться.
— Аш! — кричу я. — Что, в конце концов, означает все это дерьмо?
— Матфей!
Флаг указывает на толпу у ворот.
Что там?
Дженин?
Да, там Дженин.
Хитрая, продувная девица. Так вот где она берет дурь.
Дженин видит, что она обнаружена, и пускается наутек, словно заяц. Я пришпориваю Снежинку. Миг — и та переходит в галоп. Флаг летит следом. Девчонка петляет между шатрами. Еще миг… и погоня заканчивается. Мы вязнем в толпе дикарей.