— Годованец, бегите на КП. Передайте приказание: фельдшеру управления срочно идти во второй батальон. Ко мне вызвать гвардии старшего лейтенанта Чащину.
— А машина? — возразил Годованец, стряхивая крошки земли с полушубка.
— Вы долго будете мне перечить?! — закричал Филиппов, подступая к Годованцу. — А ну, повтори, что я сказал!
К его удивлению, Годованец быстро вытянул руки по швам и, повторив приказание, как положено, повернулся кругом и побежал к КП.
— С вами только так и надо, — вслед ему произнес Филиппов.
Он был удивлен не меньше Годованца. Слова вырвались у него неожиданно.
«Это с перепугу, — подумал Филиппов, — и потом, зло берет — ни черта не клеится…»
Чащина приехала на бронетранспортере, привезла раненых. Ловко выпрыгнув из машины, она побежала к овражку и, не добежав до Филиппова, заговорила обиженным голосом:
— Что такое, товарищ капитан? Прибыл Осипов и сказал, чтобы я сюда ехала. В чем дело? Почему меня с батальона снимают?
— Успокойтесь. Никто вас ниоткуда не снимает. Я хочу вам поручить одну весьма ответственную работу.
— Какую работу? У меня есть работа — батальон целый.
— Это временно, потом вы опять вернетесь в свой батальон.
— Да не хочу я никуда! Что, в самом деле, честное слово?
Чащина готова была заплакать. Филиппову и жаль было ее, да делать больше ничего не оставалось: надо спасать положение…
— Ложись! — закричали от бронетранспортера.
Опять послышался приближающийся вой снаряда. Филиппов и Чащина бросились на землю. Раздался взрыв, по спине забарабанили комья земли, зазвенело в ушах. Когда все затихло, Филиппов услышал шепот:
— Товарищ капитан, верните меня в батальон. Пусть Осипов едет, честное слово!
— Поехали! — произнес Филиппов командным тоном, вскакивая на ноги и движением плеч стряхивая крошки земли с шинели.
За леском находился фольварк — два одноэтажных каменных дома с острыми черепичными крышами и несколько каменных пристроек.
План Филиппова был несложен: временно в этих домах собирать раненых. Здесь их кормить, поить, оказывать первую помощь. Отсюда эвакуировать в медсанвзвод, а если медсанвзвод уже в дороге — тем лучше: когда приедет сюда, место для него уже будет готово.
Филиппов был доволен своим планом.
При свете фонарика он осмотрел помещения. В комнатах было грязно, на полу валялись клочья соломы, старые перины, окурки. Стекла в окнах были выбиты. Ветер гулял по комнатам. При близких разрывах осколочки позванивали, вываливались на пол.
— Холодновато, — сказал он Чащиной.
— Ерунда, — бодро ответила Чащина. — Пол подметем. Дыры в окнах заткнем. Печи натопим.
— Вот и действуйте, — обрадовался Филиппов.
Чащина, очевидно, снова вспомнила про свою обиду:
— Товарищ капитан, честное слово…
— Действуйте, раненые ждут.
Она недовольно махнула рукой и пошла к бронетранспортеру. Через минуту Филиппов услышал ее энергичный голос:
— Выгружайте, осторожненько только. Да что вы, в самом деле? Соболев, поддержи его.
«Ну вот и прекрасно!» — в душе одобрил Филиппов.
— Из «санитарки» возьмите все, что надо, — распорядился он, выйдя на крыльцо. — Запасной аккумулятор, ведра, кружки. Питание возьмите.
Оставив в помощь Чащиной Сатункина и Соболева, успокоенный и уверенный, что дело теперь наладится, Филиппов возвратился на КП.
Не успела «санитарка» остановиться, к ней шаткой походкой приблизился человек.
— Привет, любезный доктор, — услышал Филиппов хрипловатый голос и узнал Цырубина. — Чаю у тебя горячего нет? Замерз, как цуцик.
Филиппову было неловко перед Цырубиным за свою вчерашнюю глупость. Он не знал, как себя держать с ним. «Быть очень приветливым — еще подумает, что напугался, заискиваю; быть официальным — окончательно убедится, что я бездушный сухарь».
— Чаю нет, — сказал Филиппов полуприветливо, полуофициально.
Он вышел из кабины и пожал протянутую руку.
— Может, спиртишком угостишь? Замерз — только что из разведки.
— Это можно.
Они поднялись в кузов. Филиппов был рад, что Цырубин не вспоминает о вчерашнем разговоре и, как видно, не очень обиделся.
Когда Филиппов зажег свет, Цырубин произнес разочарованно:
— А ты один…
Филиппов догадался, что он опять искал Чащину и для этого придумал весь разговор о чае и спирте.
— Чащина в фольварке, — сообщил Филиппов после паузы.
— Ранена? — забеспокоился Цырубин.
— Нет, нет, жива-здорова. Я там раненых временно собираю, так она за ними приглядывает.