Она подошла ко второму тяжелораненому, Соснову. Соснов лежал с закрытыми глазами, точно спал. На лице выступили крупные капельки пота. Осколком снаряда у него была оторвана правая нога выше колена.
Чувствуя возле себя человека, раненый открыл глаза и чуть слышно, без жалобы в голосе, сказал:
— Оторванная подошва чешется, сил нет.
Чащина свела бровки, нахмурилась, достала из сумки индивидуальный перевязочный пакет, подбинтовала начинающую кровоточить рану.
Когда разогнулась, опять увидела недовольное лицо Соболева и рассердилась:
— Что же ты думаешь, мне хочется, чтобы твой Петя мучился? У меня у самой сердце кровью обливается, честное слово. Ему показана срочная операция. И вот Соснову тоже.
— Так в чем же дело? — недоуменно спросил Соболев.
— А как их везти? На чем? Машины-то все отправили.
— А вы достаньте.
— «Достаньте»… — с обидой передразнила Чащина. — Быть может, такси заказать?
— Съездите на КП.
— А ты не учи, не первый день. У меня есть начальник, он и командует.
Чащина повернулась и ушла в соседнюю комнату, к Сатункину. Она села на подоконник, подогнула колени, оперлась о них подбородком и задумалась. Как ни думай — Соболев был прав: по-настоящему надо бы самой съездить на КП, попросить машин, помощи. Да как поедешь? Раненых бросить нельзя, и через голову начальника действовать не положено. Тогда Чащина достала из сумки блокнот, карандаш и написала: «Товарищ капитан! Жду ваших указаний на дальнейшее. Раненых скопилось много. Есть и в живот, и с кровотечением. Медсанвзвода все нет. Машины в отъезде, так что решайте, а дальше так быть не может». Она по старой школьной привычке погрызла кончик карандаша, подумала и добавила: «Учтите, что люди из-за того гибнут».
Эту записку она передала Филиппову с водителем бронетранспортера.
VI
На улице загудела машина, потом, будто чихнув, смолкла. Послышались твердые шаги.
Дверь распахнулась. Вместе с клубами студеного воздуха на пороге появился человек в белом полушубке.
Раненые перестали стонать. Обожженный перестал метаться.
Чащина, одернув гимнастерку и выпрямившись, шагнула было навстречу вошедшему, чтобы доложить, но тот жестом остановил ее:
— Не нужно… Здравствуйте, товарищи.
— Здравия желаем, товарищ гвардии подполковник! — негромко, но довольно дружно ответили раненые.
— О, да вы, я вижу, молодцы! Духом не падаете, — одобрил Загреков.
— Мы унывать не привычны, товарищ гвардии подполковник.
— Вот и правильно. Быстрее поправитесь.
Загреков подходил к раненым, подбадривал их, шутил, интересовался всем, в том числе и далекими тыловыми делами, иногда что-то записывал себе в книжечку и шел дальше.
— Как дела, товарищ Бахов? — спросил он у молодого танкиста в черной одежде. — Почему такой хмурый?
— Да как же, товарищ гвардии подполковник, не хмуриться? К победе-то теперь, наверное, в часть не вернуться.
— Не беда. Мы и за вас отвоюем. Так и будем воевать: это, мол, за себя, а это за Бахова. — Взгляд Загрекова потеплел, в уголках губ спряталась улыбка. — Кстати, вы партийный билет получили? Ну так полу́чите. Будьте спокойны.
— Спасибо, товарищ гвардии подполковник.
Хмурое лицо танкиста просветлело, а Загреков уже обращался к обожженному:
— И ты, ветеран, здесь? Ай-яй-яй!.. Как же так?
— Да вот, товарищ гвардии подполковник, под конец-то в не повезло.
— Ничего, не унывай. Вылечат. Врачи наши прямо-таки чудеса творят. Я сам в госпиталях дважды лежал, знаю.
— Длинная история: до кости прожгло.
Танкист не выдержал боли и снова принялся укачивать свою обожженную руку.
— Очень больно? — участливо спросил Загреков и обратился к Чащиной: — Сделайте укол, помогите человеку.
— Делала, товарищ гвардии подполковник. Больше нельзя, честное слово.
Загреков неодобрительно покачал головой, подошел к следующему:
— Иван Афанасьевич?!
— Да, товарищ гвардии подполковник. Как видите.
Танкист пытался подняться и не мог: он был ранен в бедро; чтобы нога не двигалась, от самой ступни до подмышки широким бинтом была подвязана обыкновенная доска.
— Лежите, пожалуйста. Не смейте вставать.
Танкист все-таки повернулся, на бок, оперся на локоть.
— Поправлюсь, товарищ гвардии подполковник. Не в этом дело. У меня к вам такой вопрос.
— Слушаю.
— Кто теперь парторгом будет?
— Выберем, Иван Афанасьевич, не беспокойтесь.
— Нет, товарищ гвардии подполковник, душа не спокойна. Я лично Рубцова рекомендую. Человек надежный. Не только что в роте — во всем батальоне авторитетом пользуется.