— Где Чащина? — громко спросил Филиппов.
Из соседней комнаты на голос начальника выбежала Чащина.
— Вот что, берите «санитарку» и немедленно отправляйте тяжелых.
— Слушаюсь, — обрадовалась Чащина.
— Хотя… подождите…
Чащина смотрела на него недоуменно.
— Здесь тоже «санитарка» нужна, понимаете? — объяснил Филиппов. — Нельзя нам оставаться совсем без машин.
— А вы бы, товарищ гвардии… — сочувственно заговорил Сатункин.
Слово «гвардии» особенно резануло слух Филиппову. Оно звучало сейчас иронически.
— Я, кажется, тебя просил… — оборвал он солдата. — Говоришь тебе — как горох об стенку. «Гвардии, гвардия, гвардии»! Какая я тебе «гвардия»?
Сатункин спокойно выслушал возмущение начальника, покрутил усы и продолжал:
— Вы бы на КП съездили, помощи попросили. К гвардии подполковнику Загрекову либо прямо к комбригу обратились.
— Не могу, — сказал Филиппов, и отошел к окну.
Упоминание о комбриге вновь вывело его из себя.
«Я же слово ему давал, — вспомнил Филиппов. — Заверил, что все будет в порядке. Выходит, обманул комбрига, сболтнул, слово на ветер бросил? Теперь он верить мне никогда не будет. Болтун, скажет, грош тебе цена».
Филиппову казалось, что положение не поправишь. Как бы там дальше ни было, что бы он ни делал — доверие комбрига потеряно. Как можно теперь работать, если тебе командир не доверяет?!
«Ах, звонарь несчастный! Свистун! Громкоговоритель безмозглый».
— Ну вот что! — сказал он, резко оборачиваясь. — Все-таки грузите тяжелых в «санитарку».
Протяжный сигнал незнакомой машины заставил всех вздрогнуть. Филиппов, за ним Чащина бросились на улицу. На дороге чернела автоколонна.
— Ну-ка, где тут раненые? — крикнули из темноты.
— Здесь, дорогуша, здесь, — отозвался Филиппов, устремляясь к машинам.
— Давай грузи!
— Да что это за машины? Кто вас послал?
— Порожняк мы. Загреков послал.
— Э-гей! — не помня себя от радости, заорал Филиппов. — Выноси раненых!
VIII
Медсанвзвод уже свернулся — погрузил все имущество на машины и готов был следовать за бригадой. Отъезд задержали вновь прибывшие раненые.
На дороге стояли широкие русские сани, подвод десять, а может, и больше. В темноте нельзя было их сосчитать. Из саней доносился негромкий разговор.
— Гляди, Никита, небо сегодня без единого просвета, что твой солдатский погон.
— К снегу это, — отозвался Никита.
— И тучи все ниже, ниже, — продолжал первый голос.
— К снегу это, — повторил Никита. — Бывало, это, пойдешь в тайгу — и поглядывай. Как заходили над тобой — так к дому, а то все следы, это, заметет…
Рыбин подошел ближе, В санях лежали двое, укрытые сеном до самых плеч.
— Вы откуда, уважаемые товарищи?
— А вот, слышишь? — отозвался первый голос.
Рыбин прислушался — на западе часто и длинно стрекотал пулемет.
— Понятно. А из какой части?
— Из пехотной. Ваши соседи.
— Что же вас к нам привезли?
— А наши «копытники» пока доберутся, так война кончится.
Рыбин кашлянул в кулак.
— Вы не знаете, будто, это, Варшаву взяли? — деловито спросил Никита.
— Таких сведений я пока что не имею… — Рыбин сделал головой такое движение, точно ему был тесен ворот. — Ну, не волнуйтесь, уважаемые товарищи, мы вам окажем помощь. Кто у вас старший?
— В дом зашел…
На кухне собрались санитары.
Солдат-возница, в прожженной шинели, облепленной снизу мелкой соломой, топтался у порога, ожидая, когда примут его раненых. С ним разговаривал фельдшер медсанвзвода лейтенант медицинской службы Гулиновский — рыжий, тонкий, совсем еще юноша.
— Вы же великолепно понимаете, товарищ солдат, что поступаете неправильно. Задерживаете нас, — говорил он, стараясь придать своему неокрепшему тенорку назидательный тон.
— Что же нам делать, товарищ лейтенант? Наши медики не успели подъехать.
— Нужно было, товарищи, этот вопрос заранее продумать, позаботиться.
Гулиновский почесал оттопыренным мизинцем свои рыжие усики. Санитары лукаво переглянулись.
Эти усики Гулиновский отращивал для солидности и, как только выпадала свободная минута, подолгу гляделся в карманное зеркальце. Санитары дружески подсмеивались над ним.
— Оно, конечно, товарищ лейтенант, заранее было надо, — вяло соглашался возница, по тону понявший, что разговор пустой и что должен прийти кто-то постарше и решить вопрос.