— Вы не ждите, когда к вам дело придет, когда вас позовут, попросят. Тут этого нет — обстановка настолько быстро меняется, что некогда просить кого-то, вы сами вмешивайтесь в дело. Берите, что называется, быка за рога. Лучше быть излишне инициативным — за это вас никто упрекать не будет, — чем сидеть у моря и ждать погоды.
Филиппов мысленно взвесил свои действия за прошедшие двое суток. «Да, именно — я ждал, пока дело само придет ко мне в руки. Прав замполит. Это то самое, что я чувствовал и никак не мог уяснить».
— Большое спасибо за совет, товарищ гвардии подполковник. Но как это сделать? — Филиппов помедлил, как бы решая, не скомпрометирует ли он себя своими признаниями, не будет ли выглядеть мальчишкой. — Видите ли, я пробовал… Например, сам повез первых раненых в медсанвзвод, по пути похоронил танкиста; находился во время боя за Старо-Място на КП, сам руководил выносом раненых; сам организовал промежуточный этап, но… как видите, службе не легче.
— Очевидно, вы не главное делали. Даже наверное не главное. И вообще, товарищ капитан, слово «сам» вы не так понимаете. Сами вы, бригадный врач Филиппов,- — единица, у вас две руки, две ноги, пара глаз, но вы — начальник, руководитель. У вас есть подчиненные, это — десятки рук, десятки ног, десятки глаз, это — живые люди, наши славные советские труженики. И вы должны научиться так руководить ими, чтобы они беспрекословно и точно выполняли ваши замыслы. Вот тогда работа пойдет. Вот тогда вы — «сам».
Хлопнула калитка. Безусый солдат-автоматчик нес полный котелок воды, держа его обеими руками перед собой.
— Это куда? — спросил Загреков.
— Завтрак запить, товарищ гвардии подполковник.
— Ну, ну… Ешьте плотнее, чтобы пули отскакивали.
— Слушаюсь.
Солдат понял шутку — задорно улыбнулся в ответ. Загреков проводил его теплым взглядом, пожал Филиппову руку повыше локтя, посоветовал:
— Вы с товарищами поговорите. Они вам во многом помогут. Не стесняйтесь своей неопытности. И так всем известно, что вы неопытный. Если будет туго, обращайтесь ко мне. Я всегда готов вам помочь.
В тоне Загрекова было столько участия, такое желание ободрить, что Филиппову захотелось ответить ему чем-нибудь хорошим, сыновним, чтобы замполит почувствовал, как дороги и своевременны его слова.
— Спасибо, товарищ гвардии подполковник. За все спасибо. Я, честное слово…
— Вы меньше обещайте, — мягко, но строго перебил Загреков. — Никому ваши обязательства не нужны. Вы делайте. Сделали — доложите. Помощь нужна — попросите. Не оказывают помощь — докажите, что она необходима, требуйте, как советовал комбриг. — Он остановился, повернулся к Филиппову вполоборота и, видя, что капитан несколько смущен, добавил: — Я верю — из вас получится начальник.
— Правда?
— Получится.
Филиппов прикусил губы, помедлил и высказал то, что было у него на душе:
— Я очень хочу… Стараюсь быстрее освоиться, да вот… как-то все не получается.
— Получится, — убедительно подтвердил Загреков и впервые улыбнулся, да так заразительно, что и Филиппову захотелось улыбаться. Но он сдержался: побоялся, что сочтут несерьезным.
Где-то прогудел броневик, удаляясь и затихая. Командиры машин все так же поглядывали на небо.
— Вам прямо через площадь, — сказал Загреков и протянул руку.
Филиппов крепко пожал ее, козырнул и пошел по своему маршруту.
Загреков остановил Годованца:
— Как дела, танкист?
— Отлично, товарищ гвардии подполковник.
— У меня для тебя особое задание.
Годованец выпятил грудь, огляделся по сторонам и очень пожалел, что никого нет поблизости, никто не слышит, как ему сам Загреков поручает особое задание.
— Смотри за доктором в оба, чтобы цел был.
— Есть, товарищ гвардии подполковник, не сомневайтесь.
В небе появилась красная ракета. Взревели моторы. Штурм начался.
XI
Танк, укрытый за ближайшим от дороги сараем, неожиданно бахнул, выплюнув рыжий сноп огня. С крыши посыпался снег. В сарае заржала лошадь, застучала копытами по цементному полу.
Филиппов успел отскочить с дороги, прижаться спиной к стене крайнего домика.
Танк загудел, затрясся и, скрежеща гусеницами по мостовой, пронесся мимо него.
Филиппов увидел красную звезду на башне и номер машины — «сто». Он ощутил, как задрожало все: домик, земля, сердце у него в груди.
Танк выскочил на площадь, с ходу ударил по видневшейся из-за ветвистых дубов усадьбе. Там из окон вырвался столб огня и дыма. И тотчас из-за домиков и сараев, со всех сторон стали вылетать на площадь машины. В воздухе словно лопнуло что-то, загудело, засвистело, загрохотало. На площади начали рваться вражеские снаряды и мины — на белом снегу появились свежие черные воронки.