На дороге показался чем-то чрезвычайно взволнованный санитар Коровин. Он был без шапки и кричал во все горло:
— Где гвардии капитан Рыбин? Дайте мне гвардии капитана!
— Что еще случилось? — спросил Филиппов.
— Да машина-то… чемодан…
— Какой чемодан?
— Да с наукой-то!
— Вот черт подери!.. Постой! Не время сейчас об этом говорить. Вон Рыбин, за раненым ползет.
Но Коровин махнул рукой и бросился за Рыбиным:
— Товарищ гвардии капитан, беда! Товарищ гвардии капитан, остановитесь!
— Что случилось? — не оборачиваясь, хрипло спросил Рыбин.
— Наука-то погибла! Чемодан сгорел!
Рыбин резко повернул в сторону Коровина грязное, неузнаваемое лицо.
— Чемодан?
— Чемодан. Как даст фашист, подлюга! Сперва летучка, занялась, после кухня, а там на нашу машину перекинулось.
— Сгорел?
— Сгорел. Я было бросился, да где там. Кругом бинты, лекарства вспыхнули, как спички… пропали…
Рыбин уронил голову на руки и так лежал минуту, может быть две.
— Ну чего так-то… Уж не вернешь, — успокаивал Коровин. — Были бы сами целы.
Впереди послышались взрывы, потом — душераздирающий крик:
— Братки, помогите-е!
Рыбин сразу поднял голову, вытянулся на руках, крикнул Коровину:
— Чего остановился? Не слышишь? Ползем быстрее!
Почти в ту же секунду где-то близко раздалась команда Филиппова:
— Соболев, Годованец, сюда!
— Товарищ капитан, хоть пригнитесь, — уговаривал его Сатункин.
— Ладно, ладно.
— Подстрелят!
— Бери раненого!..
XVII
Оказав помощь раненым и отправив их в тыл, Рыбин получил приказание начсанбрига свернуть медсанвзвод и идти за бригадой дальше, на запад.
Санитары, пошатываясь и пригибаясь, выносили из дома тяжелые стандартные ящики с медимуществом.
Хихля размахивал руками, торопил санитаров. Он был без шинели. На шерстяной гимнастерке, выше туго набитых нагрудных карманов, блестели два ордена и медали.
Из-под брезентовой крыши кузова высовывалась голова старшины Трофимова. Он принимал груз. Возле машины стояли ведра, складной хирургический стол, еще какие-то ящики и ящички. Два уже нагруженных ЗИСа выстроились на дороге. Погрузка подходила к концу. Хихля проверял имущество.
— Коровін, примуса не бачу. Ти за нёго відповідаешь! — кричал он, грозя пальцем.
Коровин и длинный Бакин пытались протиснуть громадный ящик через дверь. Ящик был широк, в дверь не проходил.
— Повертывай! На бок-то повертывай! — командовал Коровин, тараща от натуги глаза.
Бакин неловко повернул ящик и выпустил его из рук. Ящик упал, в нем что-то звякнуло.
— Вот долговязый-то! Силы-то много, а башка не варит, — выругался Коровин и сердито сплюнул. Бакин виновато молчал.
— За что ты его ругаешь? Ишь, какой сердитый!
Санитары выпрямились. Перед ними стоял Филиппов. Когда он появился — никто за работой не заметил.
— Виноват, товарищ капитан, — проговорил в смущении Коровин, стараясь локтем поправить сбившийся на бок ремень.
— А ты, Бакин, на него не обижаешься?
— Никак нет. Работа, она азарту требует.
— Это другое дело…
— Товарищ капітан, у мене до вас діло, — вмешался в разговор Хихля.
— Слушаю.
Хихля хитро скосил глаза, всем своим видом показывая, что дело весьма секретное.
— Слушаю вас, — сказал Филиппов, когда они отошли в сторону.
— Вам лист із медсанбату, товарищ капітан, — вынимая из кармана конверт-треугольничек, сказал Хихля.
— Спасибо. — Филиппов, взяв конверт, не утерпел, тут же распечатал и прочитал:
«Коля, ты не пишешь мне два дня. Но все равно я знаю, почему ты молчишь: у тебя не клеится с работой. Я обрабатывала руку одному вашему обожженному танкисту. Он с беспокойством спросил меня: «Рука цела будет? Не отрежут?» «Будет цела, — успокоила я и тоже спросила: — С чего это вы решили, что ее ампутируют?» Он сквозь зубы (больно было!) ответил: «Долго помощи не оказывали. Машин будто бы не находили. Мы на начсанбрига наперли — он пулей выскочил из дома, аж дверь забыл прикрыть. После этого отправил. Нашел машины».
Коля, почему ты об этом не пишешь? Или ты думаешь, что я тебя не пойму? Значит, ты не считаешь меня своим другом? Это обидно.
Не выдумывай и не накручивай. Я верю, что все будет хорошо. Пиши, слышишь?
Целую тебя, зловредного.
На уголке листа Филиппов заметил коричневый отпечаток Наташиного пальца. «Это от йода», — подумал он. Ему так захотелось увидеть сейчас Наташу, рассказать ей обо всем, что он чуть было не повернул к «санитарке», но, обернувшись, увидел внимательно-добродушный взгляд Хихли.