— Вот дипломат! А я сразу и не понял.
Он кашлянул в кулак, из скромности умолчал о приезде Загрекова, заговорил о другом:
— Рассказывай, зачем пожаловал?
Филиппов понял его уловку, но решил до подходящего момента не показывать, что ему все известно.
— Заехал по делу. Был у начсанарма. Говорили о работе медсанвзвода. При таких темпах наступления ты опять можешь отстать от бригады.
— Что же он решил?
— А вот что. Пыл свой хирургический вы с Анной Ивановной умерьте, в функции медсанбата не лезьте. Ваша задача — делать самое необходимое.
— Например?
— Давай посоветуемся. За этим я и приехал.
— Гм… это оригинально.
Рыбин достал из кармана очки, надел их, как будто желая получше разглядеть Филиппова. Он знал, что Филиппов никогда раньше не любил показывать свою слабость — до всего старался сам доходить, — и поэтому удивился его желанию посоветоваться. «Должно быть, ему очень тяжело».
— Что смотришь? Говори.
— Видишь ли, трудно сейчас ориентироваться: ситуации бывают разные.
— А все-таки? Давай наметим самое необходимое, то, что нужно делать при любой обстановке. — Филиппов придвинулся к окну, нарисовал пальцем на отпотевшем стекле цифру «один». — Регистрировать раненых надо?
— Безусловно… Останавливать кровотечение, накладывать повязки. — Рыбин написал на стекле цифры «два» и «три».
— Шины накладывать тоже следует.
— Рассечение и иссечение ран, — предложил Рыбин.
— Без этого, пожалуй, можно обойтись.
— Нет, позволь…
Рыбин, жестикулируя, начал обстоятельно доказывать, что эти мелкие операции нужны, что от них зависит многое.
— Но речь идет о самом необходимом.
— Как знаешь… Возможно, и сыворотку вводить не нужно?
— Против столбняка? Это нужно.
Рыбин поправил на голове ушанку; на лоб выбилась обгоревшая прядка волос. Филиппов, увидя эту прядку, вспомнил, что́ произошло утром. Ему сделалось жаль друга: столько он потратил труда на собирание материала, столько мечтал о будущем, о книге, так по-детски верил в свою мечту…
— Еще выводить из шока совершенно необходимо, — сказал Филиппов. — Кстати, ты можешь восстановить почти все, что пропало.
— Да, да. Это дивная мысль, — оживился Рыбин. — В самом деле, почему бы не восстановить? Я очень многие случаи помню, они у меня перед глазами.
— Вот и займись. И не надо унывать. — Филиппов помолчал, оглядел Рыбина с головы до ног. — Ты ничего себя чувствуешь?
— Прекрасно.
— Честно?
— Что за вопрос?
Филиппов положил руки к нему на плечи, убежденно сказал:
— И в партию вступай. Не колеблясь вступай.
Он заметил, как Рыбин удивленно оттопырил губы, пробормотал:
— А я… а я подходящий для партии?
— Мне кажется — да.
— Но ведь коммунист — это что-то большое, — произнес Рыбин тихо и робко. — Это… Это — Ленин.
— Ничего, Саша. Такие, как мы — рядовые, — тоже нужны.
Рыбин пристально посмотрел на Филиппова, затем схватил обеими руками его руку и крепко пожал.
— Только так, как рисковал утром, — больше не рискуй. Глупо, — строго сказал Филиппов. — Ведь если бы мы тебе не помогли, как знать, дорогуша, пришлось ли бы нам с тобой сейчас вот разговаривать…
Тогда, среди огня и взрывов, увидев рядом с собою Филиппова, Рыбин не осознал, что́ происходит, не до того было. Теперь он понял: Николай бросился не просто спасать раненых, но помочь ему, облегчить его положение. Рыбин хотел-сказать Филиппову какие-то теплые, выражающие признательность слова, но раздумал: «Это будет звучать сентиментально, а он — враг сантиментов».
Вошел Трофимов.
— Товарищ капитан, разрешите обратиться к гвардии капитану Рыбину?
— Обращайтесь.
— Товарищ гвардии капитан, машины погружены.
— Что ж, в дорогу? — спросил Рыбин.
— В дорогу. Не отставай, предупреждаю.
Рыбин коротким взмахом поднял руку, прижал вытянутые пальцы к виску:
— Приказ будет выполнен.
XVIII
Участвуя в выполнении большой фронтовой задачи, бригада должна была форсировать реку Лаз и занять Яблонск — узел семи шоссейных дорог, важный стратегический пункт.
Наступила оттепель.
Неширокая, но глубокая река стала серьезным препятствием для танков. Ее заболоченные берега раскисли, и к реке невозможно было подступиться.
Единственная шоссейная дорога, ведущая к единственной переправе, почему-то не обстреливалась немцами.
Очевидно, враг приготовил ловушку: минировал переправу и ждал появления советских танков, чтобы взорвать их вместе с переправой. У противника было еще одно преимущество: правый берег, занятый им, был выше, левый — ровнее и ниже. Впрочем, равнина простиралась от берега метров на шестьсот, далее шли овраги, балочки, лесочки, в которых стояли подготовленные к атаке советские танки.