— Вы знаете, Александр Семенович, по-моему, это не тот случай. Сейчас как раз раненые должны получать все, что в наших силах. Я уже не говорю просить, думать сейчас об отдыхе — эгоизм высшей степени.
— Я, тоже так думаю, но… — Рыбин посмотрел на ее изменившееся лицо, — но хватит ли у нас сил? Филиппов сообщил, что придется так вот работать еще не менее суток.
— Ну и что же?
— А они как? — Рыбин обвел глазами своих подчиненных.
— Спросите у них.
Рыбин вышел на середину отсека:
— Товарищи, быть может, кто очень устал? Хотел бы отдохнуть?
— Неплохо бы! — тотчас отозвался Гулиновский и вновь вопросительно оглядел товарищей.
Наступила неловкая тишина, точно Гулиновский произнес неприличное слово. Всем было стыдно за него перед ранеными.
— Да-а, — протянул Рыбин. — Еще кто желает отдохнуть?
Тут, к всеобщему удивлению, в разговор вступил Мурзин. Он обтер о простыню измазанные кровью руки, почти вплотную подошел к Гулиновскому и внимательно посмотрел на него исподлобья. Гулиновский смутился, отвел глаза. Мурзин повернулся к Рыбину и сказал раздельно и громко:
— Слабцов нет. Не время о шкуре своей думать.
Рыбин сдернул очки, сделал невольный неловкий шаг к Мурзину:
— Спасибо… А вы, товарищ лейтенант, можете идти отдыхать. Можете.
— Нет, нет. Что вы, товарищи! — залепетал Гулиновский. — Я же просто так. Спросили, ну и ответил…
— Продолжаем работу, — прервал его оправдания Рыбин.
Анна Ивановна, склонясь над раненым, отмыла бензином грязь вокруг раны, убрала из нее пинцетом обрывки одежды и только приготовилась к иссечению, как заметила на чистой, тщательно отмытой коже круглое красное пятнышко. Она, не понимая, в чем дело, взяла новый тампон, еще раз обмыла рану.
И опять на коже красная капля, похожая на ржавую монетку. Одна, другая, третья.
— У вас из носу кровь! — крикнула Зоя.
— Зачем же кричать? — с упреком сказала Анна Ивановна, запрокидывая назад голову и зажимая пальцами нос.
— Вы полежите, доктор. Я потерплю чуток, — участливо посоветовал раненый.
— Ничего, родной, обойдется. Полежи минуту. Ты уж извини… Зоя, шарик.
Зоя подала ей несколько марлевых шариков. Анна Ивановна затампонировала ими нос и продолжала работу.
XIV
Фашисты, видимо потеряв всякую надежду взять Сянно с бою, решили испытать еще одно средство — психическую атаку. Ночью, без всякой артподготовки, пьяные орды вышли из лесу и двинулись на позиции второго батальона.
Первым заметил гитлеровцев Соболев. Он стоял у танка и вслушивался в приближающуюся канонаду. Только что в окопах был замполит — гвардии майор Козлов. Он принес радостную весть: наши войска вышли к реке Одер. «Одер! Это уже недалеко от Берлина. А Берлин — победа, — думал Соболев. — Разобьем проклятые группировки, и, может быть, пошлют нас на Берлин. А там скоро и домой». Мать писала, что трактор его в исправности и работает на нем Маша Фатеева. Ха, Машка на тракторе! Чудеса! Соболев помнил ее босоногой девчонкой в коротком платьишке. Перед самой войной Машу приняли в комсомол. Соболев после собрания хотел ее поздравить, она, смутившись, убежала. И вот теперь эта Маша — тракторист и работает на его тракторе.
Соболеву захотелось сесть за руль, выехать на полосу. «А Машу в помощники себе возьму…» — решил он.
В это время за лесом застрочили наши пулеметы. Над головой Соболева по темному низкому небу пронеслись две яркие дорожки, одна — желтая, другая — зеленая.
«Трассирующими бьют». Соболев посмотрел в сторону леса и тут заметил черные фигурки, похожие на мишени, по которым он когда-то стрелял в тире.
— Рубцов! — крикнул он в люк. — Рубцов, вылезай-ка скорее!
Из люка показалась голова командира машины.
— Смотри-ка, Рубцов!
Они молча и напряженно всмотрелись в темноту.
Черные фигурки, казалось, стояли на одном месте, не увеличиваясь и не приближаясь. И только очень опытный и острый глаз мог заметить, что они двигаются.
— Идут, — сказал Соболев.
— Идут, — подтвердил Рубцов.
— Это чего они? А? Рубцов?
— В психическую, сволочи.
— Да они что, совсем спятили? Мы же их очень просто расстреляем.
— Беги к комбату!
Дронов, узнав о психической атаке, доложил Бударину.
Комбриг приказал:
— Не показывать виду, что вы их заметили. Соблюдать строжайшую тишину. Подпустить на прямую наводку и расстрелять. Ясно?
— Слушаюсь. А мне, товарищ гвардии полковник, разрешите лично повести в контратаку?