Она не замечает, что у нее по щекам текут слезы, лишь ощущает солоноватый вкус во рту.
Человек в белом маскхалате кивает и уходит. Она остается одна. Голова светлеет. Она чувствует слезы на щеках. Поспешно утирает их. Успевает причесаться.
Вновь появляется человек в белом маскхалате.
— Давайте знакомиться. Комбат капитан Булат.
Она по-штатски протягивает руку, называет себя…
А дальше… Дальше она несла службу. Выполняла свою работу. После того, что случилось, все остальное ее уже не пугало. Привыкла к обстрелам, к матерщине, к стонам и крови. Не раз, коль обстановка заставляла, сама ползала за ранеными на нейтралку и дальше.
— Зачем? Чтоб не было! — кричал на нее комбат.
— Это моя служба, — отвечала она. — Они ж не трусят.
— Они солдаты. Они с оружием.
— И я солдат.
Себе она внушила: «Что суждено, то суждено. Чем больше помогу им, тем лучше». С этой мыслью и жила. И выжила. Почти пять месяцев в самом пекле. Не выходя из боев. Три состава сменил батальон. Сотни людей прошли через ее руки. Многие обязаны ей жизнью.
Солдаты ее любили. Сергей Булат опекал. Наверное, в конце концов не уцелеть бы и ей. Везение не может быть бесконечным.
Вызволил ее комбат. Зачем? Она не хотела. Ей там хорошо было. Лучше всего было там, возле него, среди солдат, которые ее охраняли. Но он сделал, он отлучил ее от себя.
Однажды в окопах появилось большое начальство. Она наткнулась на него случайно, вышла из своего блиндажа крикнуть санитара.
— Вы кто? — спросил ее грузный человек с грубым голосом.
Она не успела ответить. Ответил комбат:
— Наш военврач.
— Почему без знаков?
— Представляли к званию. Тянут.
— Давно воюете?
— С первых дней, — снова вмешался комбат, словно не доверял ей и не надеялся на ее ответы. — Очень хороший врач. Только… ну разве здесь место женщине?
Грузный человек что-то буркнул через плечо и, оттеснив Галину Михайловну грудью, пошел дальше. Свита двинулась за ним.
«Эх, Сережа, Сережа! Вот ты сам и разлучил нас…»
Шум и голоса на территории прервали воспоминания.
— Настенька, что там?
Сестра выскочила и через минуту вернулась.
— Поступил кто-то.
— Один?
— Один. Его сопровождает капитан Сафронов. Смешной он.
— Он славный, Настенька.
Медсестра взглянула на нее удивленно, но ничего не сказала.
XII
В полдень пришла машина.
Дежурил Кубышкин.
— Товарищ капитан…
— Да, да…
Сафронов вскочил. Ноги в сапоги.
Возле машины громкие голоса. Белеют повязки.
— Кто старший? — Это Кубышкин.
— Все генералы.
— Сопровождающего спрашиваю.
— У меня бумаги. — Шофер хлопнул дверцей.
— Заходи в палатку. Сафронов вмешался:
— Лежачие есть?
— Двое. В кузове.
— Санитаров!
— Тута мы. — Голос Галкина за спиной.
— Выгружайте. Где сестры?
— Здесь, товарищ капитан. — Люба придвинулась, сказала вполголоса: — Все сделаем. Сходите к хирургам.
Посыльный от хирургов:
— Просили узнать.
— Я сам. — Сафронов рванулся к хирургам.
— У нас нормально, — встретил Штукин.
— Минут через десять подавайте, — распорядился капитан Дорда.
В палатке приемосортировки толпа: ходячие, санитары, сестры.
— Что такое? — Сафронов — Стоме: — Разделить. Где жетоны?
— И так видно.
— Давайте раз и навсегда заведем порядок.
— Поняли, — вмешалась Люба. — Сыворотку ввела. Документы оформляем.
Голос из толпы:
— Поесть бы.
— Да, да. — Сафронов — Трофимову: — Где термоса? Ваша забота.
— Они сами покурить сперва захотели.
— Курить на улице.
— Стал быть, на улице. — Лепик — раненым.
Часть раненых вышла. Двое зазвенели ложками.
— Эй, санбат!
Еще машина.
И пошли. Будто прорвало.
В ноль двадцать семь — машина.
В ноль тридцать пять — бронетранспортер: «живот», «жгут».
В ноль сорок одна — полуторка.
В ноль пятьдесят шесть — две «санитарки»: «живот», «пневмоторакс», «жгут»…
Дальше Сафронов не стал смотреть на часы, не до того было.
Раненых нужно было принять. Разгрузить. Оформить документацию. Напоить. Накормить. Ввести сыворотку. Дать противошоковую жидкость. Согреть.
А в первую очередь заняться тяжелыми. Вывести из шока. Упредить шок. Подбинтовать. Поправить шины. Наблюдать. Ухаживать.
На глаза попадались легкораненые. Они просили есть, пить, курить, помощи, отправки. Они орали, шумели, лезли под руку.