Из леса, где расположился командный пункт бригады, хорошо просматривалось все поле боя.
Филиппов впервые видел танковую атаку. Танки ползли по снежной равнине, растянувшись в линию. На броне сидели автоматчики.
Танки все увеличивали скорость. Чем ближе они подходили к станции, тем яростнее и беспорядочнее стреляли немцы. Снаряды и мины ложились вокруг машин, поднимая снежные вихри.
Стрельба учащалась.
Танкисты били с ходу. Видно было, как из орудий вылетали рыжие снопы огня.
Автоматчики спрыгнули на землю. Через гул пальбы до леса долетело их раскатистое «ура». Словно подхлестнутые этим криком, танки взвыли и помчались еще быстрее. Ровная линия строя изогнулась, напряглась, лопнула во многих местах. Танки стали расползаться мелкими группами — по три-четыре машины.
— Ух как здорово! — воскликнул Филиппов.
— Глядите, глядите, — сказал Сатункин.
Передняя машина, ярко полыхнув, вдруг остановилась, клубы густого дыма закрутились над ней.
— Ах ты, черт возьми! — с досадой выругался Филиппов.
Из щелей высунулись острые язычки огня и принялись жадно лизать броню. Распахнулся верхний люк. Высоко взметнулся столб пламени. Из пламени выполз человек. Какой-то миг он стоял на броне, защищая лицо руками, потом кувырнулся в снег, поднялся и побежал к лесу. Сделав десяток шагов, он остановился, круто повернулся к горящей машине и неожиданно нырнул обратно в огонь.
— Что это он, а?
— Сейчас баки взорвутся, — прошептал Сатункин.
Через несколько секунд человек вновь вырвался из огня. Теперь он был с товарищем на руках.
Сатункин засиял:
— Молодец землячок!
— Вот это герой!
Человек упал в снег и пополз, волоча за собою товарища. Танк взорвался. Черный фонтан дыма, ударив в небо, стал медленно оседать на землю.
— Пропал парень!
— Нет, нет, живой! Глядите!
Человек встал, подхватил товарища и пошел к лесу. Шел он с трудом, пошатываясь, подгибаясь под тяжестью ноши.
— Ему помочь надо, — послышался сзади голос Годованца.
Филиппов, не раздумывая, кинулся вперед.
— Куда вы, товарищ гвардии… — Сатункин нагнал его, схватил за широкие плечи. — Разве вам можно?
— А что же я, по-твоему, сторонний наблюдатель?
— Нельзя, говорю, — властно остановил Сатункин и, отстраняя Филиппова, бросился навстречу танкистам.
Сатункин добежал до танкистов. Несколько минут все трое сидели на снегу, должно быть, перевязывали раненого, затем поползли к КП.
Здесь их встретил Филиппов.
— Что с ним? — спросил он еще издали. — Куда ранен?
— Да он не ранен, товарищ капитан, контужен, кроме того, хромает. Вероятно, растяжение связок.
Филиппов подался вперед:
— Товарищ Чащина?!
— Фельдшер второго танкового батальона гвардии старший лейтенант Чащина, — четко отрапортовала невысокого роста, хрупкая на вид женщина.
Это было непостижимо! От кого угодно, но от этой совсем еще девочки Филиппов никак не ожидал такого бесстрашия! Он с восхищением разглядывал героиню. Ему бросились в глаза ее грубое мужское обмундирование, маленькая покрасневшая рука.
— Вы почему без варежек?
— Потеряла.
Филиппов сдернул свои большие меховые рукавицы и подал ей.
— Что вы, доктор? — Она смутилась и стала еще больше похожа на девочку.
— Возьмите. У меня еще есть. Ну, возьмите.
Чащина надела рукавицы, хлопнула рука об руку:
— Какие теплые! Спасибо, доктор…
— Носите на здоровье.
Он снова наклонился над танкистом.
Известный всей бригаде, гвардии сержант Соболев сидел на снегу и улыбался широкой улыбкой. Льняные опаленные волосы торчком стояли на маковке. Сатункин, присев на корточки, угощал его табаком.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Филиппов.
— Вы погромче, он плохо слышит, — посоветовала Чащина.
— Как его фамилия?
— А вы не знаете? Соболев его фамилия.
В ее голосе Филиппов уловил недоумение. Это задело его.
«Не очень авторитетно, очевидно, я выгляжу», — подумал он.
— Товарищ Соболев, как вы себя чувствуете? — спросил Филиппов еще раз.
— Гы-ы… ничего.
— Вас придется на лечение отправить.
Соболев опять загыкал, но, раскусив смысл докторских слов, замотал головой: