Цырубин взял пса на руки и понес. Пес вначале трусливо задрожал, потом заскулил и доверчиво прижался к нему.
— Что, брат, перетрусил? Надо было в подвале сидеть. Когда стреляют, прятаться надо.
Навстречу Цырубину шагал старшина второго танкового батальона.
— Товарищ Цветков, возьми-ка собачку. Полечи, может поправится, — сказал Цырубин, протягивая пса.
Разыскав дом, где остановился комбриг, Цырубин расправил складочки под ремнем, подтянулся и вошел без стука. На кухне за ранним завтраком сидел экипаж командирского танка. Возле только что растопленной печки колдовал проворный и ловкий ординарец комбрига. Багровый свет пламени прыгал по сторонам, освещая то железные банки на полках, то головы танкистов, то их одежду.
Две створчатые двери вели в комнаты. Цырубин спросил:
— Где хозяин?
Ординарец, приветливо улыбнувшись, кивнул на ближнюю дверь.
Посреди комнаты, держа на коленях развернутую карту-километровку, в глубоком кресле сидел гвардии полковник Бударин — крупный черноволосый человек лет сорока пяти. Одет он был в меховую, покрытую коричневой кожей куртку, с застежкой-«молнией» посредине, синие бриджи, хромовые щеголеватые сапоги.
Рассматривая карту, Бударин пристукивал по полу носком правой ноги, словно отбивал такт.
Опытный, быстрый глаз Цырубина, глаз разведчика, тотчас заметил, что в комнате есть еще двери, по-видимому черный ход, что одно окно разбито и выходит на улицу, два других во двор, что комбриг недавно побрился, что у него подергивается левая щека — значит, волнуется.
— Товарищ гвардии полковник! — негромко сказал Цырубин.
Бударин вскинул голову, отложил карту.
— Ага, прибыл, орел. — Радостная улыбка мелькнула на его суровом лице. — Слушаю.
Цырубин приступил к докладу. Он говорил неторопливо, лаконично, на особо важных местах слегка повышая голос. Бударин, внимательно выслушав доклад, задал несколько вопросов, сделал тут же кое-какие пометки на своей карте и неожиданно заключил:
— Ну что же, задачу ты выполнил отлично, но все-таки я тобою недоволен, орел. Недоволен.
Цырубин смотрел вопросительно.
— Мне ты нужен, — продолжал комбриг. — И не суй свою голову куда попало.
Он внимательно из-под черных бровей поглядел на Цырубина. Одежда начальника разведки: ватная, полученная перед наступлением телогрейка, стеганые брюки, яловые стоптанные сапоги — все было покрыто пятнами крови.
— Вы же сами, товарищ гвардии полковник, требуете хорошей разведки.
— Требую, — подтвердил Бударин. — И еще требую: себя береги и своих подчиненных тоже.
— Есть. Но тогда что же такое разведка?
— И без всякого «но». Повторяю: надо сохранять людей. Проводи разведку так, чтобы в бригаде потерь было поменьше. — Бударин насупился, дернул застежку-«молнию». — А то у нас опять машина сгорела.
— Какая? — спросил Цырубин.
— «Сто двадцать третья».
— «Сто двадцать третья»? — переспросил Цырубин, чувствуя холодок в груди.
— Да, «сто двадцать третья». — Бударин рывком застегнул «молнию», встал, подошел к Цырубину, посмотрел в упор. — Иди-ка отдохни. Вид у тебя очень неважный. Отдохни, орел.
Он подал Цырубину жесткую руку.
Выйдя на крыльцо, Цырубин минут пять стоял, прислонясь к стене, жадно вдыхая пахнущий дымом морозный воздух. «Сто двадцать третья» была той машиной, в которой, всюду сопровождая свой батальон, ездила его невеста Нина Чащина. Что сталось с экипажем? Жива ли Нина?
Он побежал во второй батальон. Там о судьбе экипажа ничего в точности не знали. Бросился к соседям — в батальон автоматчиков, там тоже ничего не могли ответить. Он кинулся к связистам — те разводили руками.
— Какого ж вы дьявола? — ругался Цырубин. — Люди гибнут, а вам ничего не известно.
— Заняты были, — оправдывались товарищи. — Только что бой закончился. Ты обожди малость — все разъяснится.
Тогда Цырубин сам отправился к месту гибели «сто двадцать третьей». Он проходил улицей, на которой догорал дом. Крупные хлопья гари летали в воздухе.
«Гори, гори, гори…» — почему-то вспомнились ему слова из песенки о фонариках, которую любила Нина.
В переулке вытаскивали танк, попавший в кювет. Его прицепили стальным тросом к другой машине, и оба танка, полязгивая гусеницами, дрожа от напряжения, медленно поползли вперед. Цырубин не в первый раз видел подобную картину, но сейчас этот лязг заставил его стиснуть зубы, ускорить шаг.
На окраине поселка Цырубин остановился, с волнением оглядел снежное поле. Оно было истоптано сотнями ног, примято широкими лентами гусениц.