Век за веком, тысячелетие за тысячелетием мудрецы повторяют одни и те же слова и предостережения, век за веком, тысячелетие за тысячелетием приходят великие злодеи, творящие как под копирку страшные вещи, как под копирку думают миллионы людей, надеются, рождаются и умирают, всё происходит одинаково с небольшими вариациями культур, технологий и продолжительности, словно человечество попало в века и тысячелетия замкнутого времени и событий, и тягостное ощущение дежавю каждого дня этой матрицы преследует всех...
Сунув в заплечный ранец криптоновый резак, Уайтгауз медленно, как сапёр вокруг бомбы, облетел кронштейн. Здесь был закреплён прожектор, а теперь кронштейн был погнут, и запирал стыковочный обод спасательной капсулы.
- Рональд, ты с кем разговариваешь? - сквозь шипение послышался в наушниках голос бортинженера, - зачем ты включил новости?
- Я не включал - они сами включились!
- Как дела?
- Никак...
- Мы все умрём, если ты не разблокируешь спускаемый аппарат! - последние слова бортинженера растворилось в треске электрических разрядов.
Земля, прикрытая блестящими чешуйками облаков, украшенная завитками океанических циклонов, казалась порождением прихотливой фантазии художника. Медленно поворачиваясь, огромный, ленивый шар вбирал в себя насыщенную черноту космоса и размазывал её по поверхности всевозможными оттенками синего и фиолетового - от дымчатого, бело-голубого на краю атмосферной плёнки, до тёмного ультрамарина над океаническими разломами. На освещённую солнцем сторону важно и постепенно выползали материки, проявляя пятна пустынь, лесов, червоточины мегаполисов, небрежные мазки островов, зигзаги береговых линий. Если представить себе, что океан и часть земной коры - это часть космоса, а так ведь оно и есть, а планетой Земля называется тело в космосе около звезды по имени Солнце, что справедливо и для материков в отдельности, разделённых океаном-космосом, то получается, что жители Америки и Европы друг для друга настоящие инопланетяне. Тем более это было так в доколумбовые времена, когда они жили изолированно. И нашествие испанцев, как бы летающих над океаном на кораблях, неуязвимых для оружия индейцев, и сами с оружием, от которого нельзя защититься - это было типичное нашествие инопланетян. Тем более манера их поведения, и последствия вторжения ничем не уступали, а где-то и превзошли самые кровавые произведения фантастов о вторжениях пришельцев, с той лишь разницей, что всё это было наяву.
- Я смогу это сделать! - cквозь зубы сказал Уайтгауз, и примостился на выступе защитного кожуха маневрового двигателя.
Он пристегнулся карабином к страховочной скобе на корпусе, и стал примериваться для удара обломком штанги солнечной батареи. Этот не стандартный инструмент, не имеющий компенсатора отскока, но более тяжёлый, чем полый внутри штатный молоток, был его очередной надеждой. Проведя короткую тренировку, он замахнулся и крикнул:
- Джеронимо!
За военным кличем последовал удар.
Кронштейн дрогнул, но не поддался.
Сам же астронавт от отдачи отлетел в сторону на всю длину страховочного троса. С большим трудом остановив кувыркание включениями маневровых реактивных двигателей скафандра, он принялся маневрировать, пытаясь вновь приблизиться к ненавистной железяке:
- Маклифф, ничего не выходит... Нужно придумывать что-то другое. Может нам попробовать спуститься с немцами, на их модуле?
Из шипения возник нервный голос:
- У немцев пробит корпус корабля и спасательной капсулы, отказали системы жизнеобеспечения. Они живы за счёт скафандров. Ничего с ними не получится.
По спине Уайтгауза давно бегали колючие мурашки - на нарукавном табло равнодушно светились цифры высотомера - 134 мили. Ещё три минуты назад прибор показывал 135,5 мили в перигее. Это означало, что шаттл продолжал стремительно падать, сужая витки орбитального вращения. Его судьба была незавидна - не имея возможности удерживаться на орбите, увлекаемый гравитацией, он должен был войти в плотные слои атмосферы и сгореть вместе с экипажем.
Возвращаясь к кронштейну, Уайтгауз разогнался слишком сильно, ударился о кожух радиотелескопа. Сделав нелепое сальто, он оказался по другую сторону шаттла. Он увидел уже знакомую картину, но не смог сдержать волну отчаянья и страха:
- Катастрофа!
В правом борту шаттла - гордости NASA, торчал корпус германского военного космического корабля "Der Rhein". На его чёрной керамической броне контрастно выделялся опознавательный флажок Евроазиатского Сообщества в виде большой белой звезды в окружении белых звёздочек в треугольнике.
Шесть часов назад "Der Rhein" в опасной близости от научно-исследовательского шаттла "Independence" начал производить сложный манёвр по подбору контейнера снабжения. Один из его маневровых двигателей вышел из строя из-за попадания микрометеорита. Немецкий пилот не сумел выровнять станцию и избежать столкновения. Бронированный нос стотонной военной станции вошёл в брюхо научно-исследовательского корабля, как нож в масло. Удар был страшен! На шаттле оторвало солнечную батарею, контейнеры хранения топлива, воды, технических жидкостей. Был разбит щит аэродинамического торможения, кран-манипулятор, челнок снабжения, кассетный спутник связи. Был уничтожен узел причаливания, выведены из строя системы управления полётом, телескоп "Кepler-III" и оборудование озоно-диффузионного синтеза. Была содрана часть теплоизоляция, нарушена герметичность, заблокирован спускаемый аппарат. При разгерметизации погиб научный руководитель полёта Жан Батист Дюнуа, второй пилот Джордж Фуджиёка. Командир шаттла майор Дик Ричард Айдем получил ушибы, переломы, сотрясение мозга, и лежал в бессознательном состоянии.
"Der Rhein" пострадал не меньше. Всё, что было закреплено без помощи сварки, оказалось сметено с мест инерциальным ускорением. Аккумуляторные батареи срезали болты креплений и превратились в тараны, как и системы двигательных установок, комплексы разведки и прицеливания, пищевые контейнеры. Всё это было дополнено невесть откуда взявшимся хламом, тряпками, маслом разбитых гироскопов. Это месиво плавало внутри станции, ставшей похожей больше на мусоровоз, чем на военный корабль. У немцев все были живы, но двое получили переломы и ушибы, а борт-стрелок Франц Лейзехельд, управлявший в момент столкновения станцией, был в коме. Штурман Отто Эйхбергер при осмотре Лейзехельд развёл руками:
- У него отёк сердца! Спасти его можно только в госпитале Раумваффе в Кёльне...
Потрясённые до основания, потерявшие возможность использовать двигатели, "Independence" и "Der Rhein" сошли с расчётных орбит и начали падать, ежеминутно рискуя столкнуться с другими космическими аппаратами.
Когда астронавты потеряли связь и поняли, что нет возможности воспользоваться спускаемым аппаратом, они содрогнулись - это была не просто авария, это была катастрофа и шансы выжить равнялись почти нулю.
Теперь, сидя на кожухе радиотелескопа, Уайтгауз наблюдал, как немецкие астронавты пытаются вбить в щели брони титанопластовые волокна, оплавляя их криптоном, проклеивая многослойной фольгой.
Титанопласт пучится, собирается в шары бурого цвета, лопается на шероховатой броневой обшивке, оставляя быстроиспаряющиеся кляксы.