— Аккуратней, аккуратней, ребята, — приговаривает лейтенант, когда Климов с Назировым влетают в лабиринт.
Шаг вправо, резкий поворот, длинный шаг влево, поворот, вправо, поворот, влево…
— Хайдукевич, безобразие! — подходит сзади капитан Семаков. — Что они у вас делают! Кто у вас на полосе? Это вы мне хотели показать?
— Что, товарищ капитан? — оборачивается на секунду лейтенант.
— Что это у них, водопроводные трубы?
— Какие трубы?
— Это же автоматы! Разве можно так обращаться с боевым оружием! Ты посмотри, Хайдукевич, что у тебя Климов делает, он же автомат разобьет. Рядовой Поликарпов, как надо преодолевать лабиринт? Знаете?
— Ну, товарищ капитан. Вправо, влево, — бодро говорит Поликарпов.
Семаков оглядывает стоящих солдат и решительно входит в лабиринт.
Движения его четки, размеренны и скупы. Он проходит поворот за поворотом, тратя на них ровно столько времени, сколько этого требует шаг вправо, поворот, шаг влево… Капитан помогает себе руками, почти все делает на руках. Похоже, они у него железные. Пробежав несколько метров, он легонько перемахивает через забор.
— Так? — спрашивает он, подходя к Поликарпову. — Кто может лучше?
— Товарищ капитан, — говорит Поликарпов, — но вы же не в куртке и без автомата, как они, — и пугается своей храбрости.
— Какая разница! — возмущается капитан. — Я и в куртке так же сделаю. При чем здесь куртка?
— Разойдись! — кричит Хайдукевич. — Гранаты!
Климов бежит к провалу ходов сообщения, вынимая из-за пояса гранату. Он ныряет в ячейку и выныривает совсем в другом месте, пробравшись через узкий подземный лаз. Почти одновременно с ним появляется шапка изготовившегося к броску Назирова. Зажав в зубах рукавицы, разведчики вынимают на бегу взрывпакеты.
— Хайдукевич, — говорит, идя рядом с лейтенантом, Семаков, — все-таки я но понимаю. Я но один раз говорил насчет автоматов. Из них же вам самим стрелять, это не чурки.
Климов, стараясь унять неслушающиеся пальцы, резинкой крепит к стропилу кирпичной будки взрывпакет, прижимает к косому срезу бикфордова шнура спичку.
Лейтенант, вполуха слушая Семакова, посматривает на секундомер.
— Понятно, товарищ капитан…
— В том-то и дело, что всем все понятно! Всегда всем все понятно, но на практике…
Поликарпов ни на шаг не отходит от офицеров.
— Берегись!
Хлопают взрывы; Поликарпов, оказавшийся к взрывам спиной, приседает от неожиданности, осторожно смеется и оглядывается — не видел ли кто-нибудь. Но все заняты Климовым и Назировым, уже карабкающимися по стене. Верхнее окно так высоко, как бывает высоко окно третьего этажа очень хорошего дома. Похоже, у обоих открылось второе дыхание: по вертикальной стене они взбираются со сноровкой ящериц. На узких обледенелых балках сапоги скользят, надо глядеть под ноги, стараясь замечать только поверхность брусьев и не думать о метрах до земли. Грузный прыжок на первую площадку, еще прыжок на три метра вниз и, наконец, последний…
Ножи вонзают в чурбаки с веселым хэканьем людей, увидевших конец работы, — так в предвкушении перекура плотник последним ударом вгоняет топор в бревно.
Шаткие мостки, переброшенные через ров, который летом заливают водой, они пробегают, не останавливаясь. Это расчетливо: остановка и последующий шаг мостки раскачивают, сохранить равновесие уже не удастся. Здесь нужна смелость, и оба удерживаются от искушения замедлить бег по узким и редким доскам.
Пробравшись по бетонному туннелю, разведчики почти одновременно открывают огонь из автоматов.
— Ну? — спрашивает Семаков.
Хайдукевич молча протягивает секундомер. Капитан искоса смотрит.
— На минуту позже включил? — И идет прочь.
Ризо, тяжело дыша, старательно очищает новенькие ефрейторские нашивки от грязи и ржавчины.
— Сколько, товарищ лейтенант? — Климов без шапки, в облаке пара. Волосы на лбу слиплись, приклад автомата волочится по снегу.
— Отлично, — говорит Хайдукевич, — молодцы, — и показывает секундомер.
— Ну, — Климов смеется, а Ризо озадаченно свистит.
— Почти летний норматив!