-- Небо темнеет, скоро пойдёт дождь, - тихо сказал он с едва заметным акцентом.
Эмилий покачал головой, изображая удивление.
-- Надо же, заговорил. А я думал, ты вообще человеческий язык не понимаешь.
-- Это смотря какой язык считать человеческим, - в тон ему ответил Роукилл и, немного помолчав, добавил. - Вы, римляне, пришли в Галлию на час, как до вас кимвры и тевтоны. Они ушли, уйдёте и вы.
Роукилл легонько стукнул ладонью по щеке, прихлопнув назойливого комара, растёр его в пальцах и щелчком отбросил чёрный комочек в сторону.
-- Вот так.
-- Может быть, - проследив за его движением, согласился Эмилий. - Но пока мы в Галлии, человеческим язык будет латинский.
Один из аллоброгов быстро заговорил, кивая в сторону гряды холмов, тянувшихся с юга на север. Они шли чуть наискосок, перекрывая путь, и оставляли только один узкий проход, через который могли пройти в ряд не более десяти всадников. Кавалерия эдуев уже втягивалась в теснину, сбившись перед входом беспорядочной толпой и мешая друг другу.
-- Что он говорит? - спросил Эмилий, придерживая коня.
Роукилл медлил с ответом, вглядываясь в вершины холмов и поджав губы. Наконец ответил:
-- Там кто-то есть... Между деревьями, у прохода...
-- Кто? Гельветы?
-- Не знаю...
Роукилл покачал головой и что-то сказал соплеменнику. Тот час десяток всадников во главе с Эгом исчезли в лесу.
-- Я приказал им проверить холм, - пояснил он. - Оттуда нас не видно, и мои люди пройдут незамеченными. Если там кто-то есть - они их возьмут, - и усмехнулся. - Если ты не против, конечно.
Эмилий потянулся к ветке, чтобы отвести её, но Роукилл быстро схватил его руку.
-- Нас не видно, потому что мы не двигаемся.
-- До холма триста футов, кругом лес! Разве можно увидеть колыхание одной ветки в этом месиве?
-- Можно, - не пускаясь в объяснения, коротко ответил Роукилл.
Ответ не устроил Эмилия, но галлам, привыкшим воевать в лесу, было лучше знать, что делать. А вот когда они выйдут на равнину и встанут боевым строем, тогда он покажет им, что такое римский воин! Аллоброги, несомненно, прекрасные следопыты, но в открытом сражении нужны совсем другие навыки.
-- Думаешь, там засада?
-- Скоро узнаем. В любом случае, прежде чем идти через проход, Думноригу следовало проверить холмы и выслать вперёд разведку, или дождаться, когда это сделаем мы, а не лезть с закрытыми глазами в пасть зверю.
-- Эдуи на своей земле. Они хорошо знают эти места...
-- Гельветы постоянно воюют с германцами, а те мастера по части засад. Если Думнориг это забыл, то я помню.
-- А ещё у него жена - гельветка.
-- Тоже верно, - кивнул Роукилл.
Тучи между тем сгустились. Полыхнула молния, озарив верхушки деревьев золотистой вспышкой, и где-то далеко прогремел гром. Упали первые капли, редкие и тяжёлые, словно предупреждая, что скоро начнётся гроза. Стало необычайно тихо; подул холодный ветерок, капли застучали чаще и настойчивей, и дождь пошёл сплошной стеной.
Даже находясь под защитой леса, Эмилий вымок мгновенно. Туника под доспехами потяжелела и прилипла к телу. Чувство было неприятное, хотелось раздеться и отжать её. Он покосился на Роукилла, но тот сидел в седле спокойно и неподвижно. Они были ровесниками, однако сын вождя выглядел и старше, и серьёзнее. И опытнее. Эмилий не покривил бы душой, если признался, что главный в отряде - Роукилл, а вовсе не он.
Дождь кончился также быстро, как и начался. Последние капли ударили по листве, тучи разошлись, и вновь засияло солнце. Скоротечная весенняя гроза напоила землю и умчалась дальше, по одному ей ведомому пути.
-- Сейчас я похож на мокрую курицу, - улыбнулся Эмилий. Но Роукилл промолчал и он уже тише добавил. - Впрочем, как и все мы.
Низкорослые лошадки аллоброгов стояли спокойно и лишь изредка помахивали куцыми хвостами, отгоняя надоедливых мух. Чистокровный лигурийский жеребец Эмилия, наоборот, беспокойно топтался на месте, и всё порывался двинуться вперёд. Декуриону то и дело приходилось сдерживать его пыл, натягивая поводья. Аллоброги недовольно поглядывали на него и презрительно кривили губы. Эмилий делал вид, что не замечает этих взглядов.
Кавалерия эдуев вдруг заметалась и начала поворачивать. С холмов, окружавших проход, полетели стрелы; они безошибочно находили цель в плотной массе всадников, с одинаковым хладнокровием поражая и людей, и коней. Эмилию уже доводилось видеть панику, но то был враг. Сейчас бежали свои. В страхе эдуи сталкивались, топтали друг друга и ослеплённые ужасом мчались назад. Гибли не столько от стрел, сколько от собственной глупости.
Роукилл пронзительно свистнул, и аллоброги сорвались с места. Эмилий дёрнул поводья, посылая жеребца вперёд, и едва успел пригнуть голову, чтобы не удариться о толстый буковый сук. Продираться сквозь лес ему было труднее. Он единственный из всех был вооружён копьём и большим круглым щитом. Щит пришлось подвесить к седлу на круп коня, а копьё опустить вниз и выставить перед собой, чтобы оно не цеплялось за деревья и ветви. Лигуриец тоже не был рождён для скачек по лесу, где между двумя деревьями не всегда мог пройти даже человек, поэтому на холм Эмилий поднялся последним.
Возле самого обрыва лежали два трупа.
-- Это бойи, - кивая на них, сказал Роукилл. - Остальные ушли.
Над трупами склонился Эг. Он вытащил из-за пояса короткий нож с широким лезвием и принялся хладнокровно отрезать головы.
-- Что он делает?! - нервно дёрнулся Эмилий.
-- Он убил, его добыча, - равнодушно ответил Роукилл.