За исключением войск СС, в сухопутных войсках был, таким образом, своего рода здравый смысл прекратить борьбу, когда об организованной и эффективной обороне уже нельзя было и думать.
В подобных ситуациях солдаты отказывались жертвовать собой. В мире их норм жертва без военного смысла не имела места. Самопожертвование принципиально не исключалось, но у него должна была быть какая-то инструментальная ценность. Если таковой не было, оружие складывали, к тому же плен (особенно на Западе) сам по себе не считался чем-то, затрагивающим честь. Такое поведение проявилось еще раз в боях за Сен-Мало. Когда обороняющиеся были осаждены в цитадели, комендант крепости полковник Андреас фон Аулок объявил: «Каждый должен приготовиться к смерти, надо помнить, что умирают только раз, то есть сражаться будем до последнего, до самопожертвования», — рассказывал Георг Неер в американском лагере для военнопленных Форт-Хант товарищам по камере. «За день до сдачи он отдал приказ саперам, чтобы они установили мины в определенных местах. То есть они ставились уже не для американцев, а для нас самих. И мы, естественно, это уже не исполняли…» — так как Неер и его товарищи не хотели погибнуть в последний момент. «Тогда мы пробились вот до этого места, выставили в поле своего человека, а теперь должны умереть здесь ужасной смертью. То есть лучше бы я бросил в полковника, в его укрытие, ручную гранату, мне было пофигу», — возмущался один из солдат. Но потом они с облегчением констатировали: у Аулока «вовсе не было серьезной мысли, это он просто важничал и притворялся. Он, конечно же, вовсе не думал о смерти, все это он делал только для того, чтобы его пару раз упомянули в сводках Вермахта и чтобы стать генералом. Он хотел отправиться в плен генералом и кавалером Дубовых листьев» [718]. И эта цель была потом достигнута. Аулоку удалось в своих донесениях создать такую героическую картину о своей борьбе, что Гитлер был восхищен. Он сказал, что такая борьба должна служить примером для всех остальных крепостей. Поэтому Аулок получил вожделенные Дубовые листья и планировалось присвоить ему звание генерал-майор. Но, правда, потом из-за административной ошибки чин генерала присвоили не ему, а его брату Хубертусу.
Даже такой человек, как Аулок, не воевал до последнего. 14 тем не менее имелись генералы, бывшие не в ладах с самими собой из-за того, что живыми попали в руки врага. «Как солдата я себя не упрекаю, — сказал комендант крепости Шербур генерал-лейтенант Вильгельм фон Шлибен вскоре после своего пленения, — я только говорю себе, что завершение было бы лучшим, если бы я был мертв» [719]. Было бы «историческим подвигом», как сказал Шлибен, под конец броситься под еще ведущий огонь пулемет. Контр-адмирал Хеннеке, отправившийся в плен вместе со Шлибеном, рассказывал, что тот действительно «хотел броситься под пули». Наконец, заявив, что «это все равно что само-убийство, и это не будет иметь никакой цели», он смог удержать его от отчаянной выходки [720].
Точно так же, как и Шлибен, думал и полковник Ханс Круг. Его не волновало, что он не смог удержать свой участок 6 июня 1944 года от высадившейся британской армии.
КРУГ: За это я совершенно спокоен, но то, что меня захватили в плен! Разве меня в этом упрекнут? Разве от меня не требовали, чтобы я погиб? Приказ гласит: «Каждый, сдавший свой участок обороны, карается смертью. Его необходимо удерживать до последнего патрона и до последнего человека» [721].
Когда бункер Круга был окружен, он позвонил по еще действовавшей телефонной линии командиру своей дивизии и попросил указаний: «Тогда делайте то, что считаете правильным», — и я спросил: