Негативный образ итальянцев, который уже в 1941 году сконцентрировался в топос, подтверждаемый в официальных документах, письмах полевой почты и в дневниках, в своей абсолютности был, разумеется, преувеличенным. Но при этом речь и не шла о чистой конструкции. Топос уходил больше назад, к опыту на поле боя, на котором итальянские части оказались не только по немецким, но и по британским меркам «неспособными».
Военные добродетели, естественно, становились мерилом и для оценки других союзников. При этом словаки шли сразу же за немцами, румыны были «намного, намного лучше, чем в мировую войну, храбрые, потеряли много крови» [764], «очень даже неплохие солдаты» [765]. Очень хорошо выглядели «эти испанские легионы, ужасный сброд, но с военной точки зрения, как солдаты — они хороши» [766]. Венгерские войска, которые так хорошо воевали во время Первой мировой войны, считались, наоборот, «дерьмовой штукой» [767], потому что они просто бежали от русских [768].
В тех же относительных рамках солдаты оценивали противников Германии. Британцев они уважали больше всех, потому что они были «упорные» [769], «очень жесткие» [770] и, прежде всего, честные солдаты. Они уже совершенно фантастически сражались в Дюнкерке и в Греции [771], были «отличными летчиками» [772] и великолепными бойцами. Эти «парни смерти» [773] — такие же, как мы», — повторялось постоянно [774]. «Запихни британца в немецкий мундир, и ты не заметишь никакого различия», — утверждал солдат из Африканского корпуса. Старшие офицеры все же считали, что немцы были храбрее британцев. «Да, если англичане пару раз получали взбучку, то сматывались и не брали быка за рога, как наши, а когда приступали к делу, то были очень неповоротливы» [775]. Командир 1-й воздушно-десантной дивизии о боях против западных союзников в Италии даже заметил: «Во всем отношении к войне вражеские человеческие массы, с точки зрения нагрузки, не способны длительное время нести высокие потери» [776].
Американцев расценивали явно хуже британцев, потому что они якобы всегда достигали успехов только благодаря своему материальному превосходству, что немецким солдатам казалось нечестным. Как солдаты американцы расценивались как «трусливые и ничтожные» [777], о «по-настоящему жестокой войне не имели никакого понятия» [778], «не способны переносить лишения» [779] и «уступают нам в ближнем бою» [780]. Генерал-полковник Арним вспоминал о своем опыте в Тунисе: «Эти свинские собаки, бежали все, эти американцы, если за них крепко брались» [781]. О боях в Италии генерал рассказывал: «В общем, американец расценивается как плохой боец, за редким исключением, потому что у него нет никакого внутреннего подъема» [782].
С очень большим уважением солдаты Вермахта относились к русскому противнику. Они уважали и боялись его самоотверженности и жестокости. «Это люди неслыханной твердости сердца и тела» [783], «они дерутся до последнего, эти русские» [784], «настолько фантастически, что в это не поверит ни один человек» [785]. «Это просто страшно, как сражаются русские» [786]. Растерянно смотрели немецкие солдаты на презрение к смерти русских солдат, и они казались им нередко лишенными души, тупыми и даже «зверскими» бойцами. «Неподалеку от Умани, это был тот украинский «котел», там мои танки вынуждены были буквально давить людей, потому что они не сдавались. Представьте это себе» [787], - рассказывал генерал Людвиг Крювель. Вместе с тем он считал красноармейцев хорошими солдатами именно потому, что они воевали с таким презрением к смерти. Солдат, жестко и непреклонно сражающийся за свою страну, мог, в глазах прежде всего высших чинов, быть очень даже неплохим солдатом — здесь явно пробивается канон ценностей Вермахта. Майор Люфтваффе Блунк рассказывал, как 125 русских бомбардировщиков в 1941 году атаковали немецкий плацдарм под Бобруйском на Березине. Немецкие истребители сбили 115 самолетов. Для него это было не бессмыслицей, не безумием. Эта история ему только показала, «какими молодцами были эти русские пилоты» [788].
В глазах немецких солдат итальянцы были трусами, русские — презирающими смерть, британцы — жесткими, а американцы — дряблыми. Эта оценка противников и союзников, если не брать во внимание некоторые нюансы, не изменялась и во время войны. Критерии оценки, по существу, сохранялись такими же до 1945 года.
Первые бои создавали образ, который потом дополнялся лишь деталями и варьировался. И только с изменением общей обстановки во время войны наблюдались некоторые смещения: когда Красная Армия во второй половине войны все быстрее приближалась к границе Рейха, все чаще подчеркивалась жестокость красноармейцев, а не их храбрость.