МЕННИ: Я тогда как раз принял свежую дивизию, только что прибывшую из Норвегии, то есть не понесшую потерь и хорошую. И тут последовал прорыв, когда пара парней просто задала стрекача. Тогда я немедленно строго вызвал военного судью, — а у того от страха дрожали коленки, — и там сразу за местом прорыва мы этих людей допросили, осудили и тут же расстреляли, на том же самом месте. Весть об этом разнеслась как верховой пожар, и с успехом, так что мы через три дня снова восстановили главный рубеж обороны. И с того момента в дивизии был абсолютный порядок.
Собеседник Менни генерал-лейтенант Шлибен в этом месте задал только один вопрос: «Где это было?» [803]
Успехи
Из 17 миллионов служивших в Вермахте около 80 хотя бы временно участвовали в боях на передовой. И тем не менее не у каждого была возможность проявить себя героем, одержать большую победу или выиграть битву. Количество радистов, ремонтников танков, авиамехаников было большим, и даже в пехотных дивизиях были пекари, мясники и ординарцы, которые за все время войны не сделали ни одного выстрела. Их жизненный мир фундаментально отличался от мира пехотного ефрейтора, танкиста или летчика-истребителя. И тем не менее общих черт у них было намного больше, чем можно предположить. Солдаты Вермахта хотели прежде всего одного: хорошо выполнить свою задачу, какого бы рода она ни была. Они хотели работать мотористами подводных лодок и воевать в Сталинграде саперами так же хорошо, какими хорошими они были в гражданской жизни бухгалтерами, крестьянами или столярами. Не только этика «хорошей работы» один к одному переносилась на новую профессию солдата, но и обычная на предприятиях разного рода критика плохих условий труда или бессмысленных процессов и распоряжений в Вермахте тоже имела место. Так, генерал-майор Альфред Гуткнехт сожалел по поводу недостатков в администрации, которые не давали ему эффективно работать в должности «инспектора автомобильной техники на западе».
ГУТКНЕХТ: Тогда это было и на островах в проливе, и все это надо было держать в голове. Там было немыслимо много автомобильной техники… Не понимали того, что острова — совсем мелкие вещицы. Грузовиков было не так много. Теперь каждому, сухопутным войскам, Люфтваффе, Кригсмарине, Организации Тодта на островах нужны были свои грузовики. Тогда я выступил с инициативой, чтобы там все было объединено, то есть требовалось создать общую автомобильную службу Вермахта, включая и Организацию Тодта. Оказалось, что это невозможно, и даже генерал-фельдмаршал фон Рундштедт не сказал властного слова [804].
В том же ключе говорили и о боях на фронте — там недостатки стоили огромного числа человеческих жизней. Майор Франк из 5-й парашютной дивизии жаловался на обстоятельства, в которых должен был наступать его батальон во время Арденнского наступления.
ФРАНК: В первый же день наступления мы штурмовали Фюрден, это была деревня, крепость. Подошли на 25 метров к дотам и залегли, мои лучшие командиры рот погибли. Я лежал два с половиной часа, погибли пять моих связных… Командир полка: «Давай, давай, давай! Деревню надо захватить еще до наступления вечера». Отвечаю: «Да возьмем мы ее. Час, что мы ждем передового наблюдателя артиллерии, я потом восполню в два, а то и в три раза». Говорю ему: «Дайте мне хотя бы штурмовые орудия, пусть они атакуют с севера, и тогда мы возьмем доты». В ответ: «Нет, нет, нет». Деревню мы взяли без поддержки… Там мы захватили в общей сложности 181 пленного. Собрал я последних 60 человек, и тут по нам минометная бригада дала полный залп из реактивных минометов, прямо в кучу пленных и конвойных. Через 22 часа наша собственная артиллерия все еще стреляла по деревне. Наше командование среднего звена полностью отказало… На одном участке действовали танки, на другом — штурмовые орудия, на третьем — пехота, если бы хоть немного они объединили свои усилия, если бы каждый раз давали один-два часа на подготовку, было бы все прекрасно сделано [805].
Майор Франк хотел иметь успех. Он хотел, чтобы его батальон быстро захватил Фюрден с наименьшими потерями, а потом наступал дальше на запад. Но из-за плохой координации все это оказалось невозможно. Хотя он характеризует атаку Фюрдена как «безумие», Франк все же ее вел и отдавал о ней соответствующие приказы. Альтернативы — прекратить атаку, то есть поступить вопреки приказу — для него не существовало. То, что он все же взял деревню «без поддержки» и взял 181 пленного, — характеризует его собственный успех. Свою задачу он выполнил успешно, даже при том, что Арденнское сражение в целом оказалось неудачным из-за высоких потерь. Но это была не его вина, а вина «среднего командного звена». Если бы дело было доверено ему, «было бы все прекрасно сделано». Матрица рассказа, в которой подчеркиваются собственные подвиги в контексте общего катастрофического положения, в разговорах солдат встречается в бесчисленном множестве мест, настолько же часто, как вы в любом повседневном разговоре говорите о «фирме», «институте», «шефе». Рассказы такого рода документируют не только роль, которую играет идеал «хорошей работы» в восприятии и отношении действующих лиц, но и то, что собственное позиционирование и самооценка в высокой мере со-средоточивались на профессионализме. Это — структурная и ментальная общность профессиональной деятельности и военного труда. Повествовательно собственные подвиги обосновываются названием конкретных результатов. Для подтверждения военного успеха, не нуждающегося в дальнейшем объяснении, годятся наряду с уже упоминавшимся майором Франком приведенными пленными, прежде всего — подбитые танки и сбитые самолеты, потопленные корабли и убитые враги. Командир батареи береговой артиллерии Лонж-сюр-Мер [806] лейтенант флота Херберт 6–7 июня 1944 года вел безнадежный бой с армадой вторжения союзников. Только через четыре дня он встретил в плену полковника Ханса Круга, который на том же участке командовал пехотным полком.