При анализе донесений о потерях становится ясно, что на этапе поражений и отступления, как, например, в августе 1944 года во Франции, в плен к союзникам попадало явно меньше солдат СС, чем солдат сравнимых с ними частей сухопутных войск или Люфтваффе. То обстоятельство, что союзники были склонны убивать эсэсовцев на месте [896], лишь отчасти объясняет этот феномен. Очевидно, солдаты из определенных отборных частей СС часто сражались до тех пор, пока не гибли, вместо того чтобы путем капитуляции попытаться спасти свою жизнь [897]. На самом деле это описывает только одну тенденцию. Общего феномена войск СС на всех фронтах не было, в противном случае число погибших должно было быть больше, чем в сухопутных войсках. Вместе с тем эта тенденция подтверждает, по крайней мере частично в реальности, тщательно созданный нацистской пропагандой образ, так, что он в сокращенной форме смог укрепиться в относительных рамках солдат Вермахта. Фиксация на якобы высоких потерях войск СС выполняла также функцию воздействия храбрости соединений СС. Никто не оспаривал их чрезвычайной удали, что в системе ценностей времени на самом деле должно было оцениваться очень положительно. Если это скомбинировать с фактором «бессмысленно большие потери», это будет мешать положительному восприятию войск СС.
Конечно, были бои, в которых войска СС добивались больших успехов ценой малых потерь [898]. Но такие истории не подходили к господствующим взглядам Вермахта, и поэтому их не рассказывали. Между тем протоколы подслушивания показывают, что было возможно развить другой образ, сильно дифференцированный и позволяющий усомниться в мыслях о жертвенности и борьбе до последнего в войсках СС. Генерал Ханс Крамер рассказывал об обороне Харькова в феврале 1943 года, когда он видел в деле три основные дивизии войск СС: «Им точно так же все надоело. Их, конечно же, тоже более или менее принуждали, они тоже вовсе не были добровольцами… Они тоже участвовали во всем этом грязном деле, им все так же надоело, как и нам» [899]. Действительно ли это подходило к свежим только что брошенным в сражение дивизиям СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Дас Рейх» и «Мертвая голова», это еще вопрос. Но невозможно свести их к фанатизму и самоотверженности. Это показывает уже то обстоятельство, что эти дивизии нарушили приказ Гитлера и в феврале 1943 года оставили Харьков. Впрочем, необычно и то, что одна из этих трех основных дивизий полгода спустя вызвала возмущение генерала Эрхарда Рауса. Не потому, что из-за ложно понимаемой удали понесла большие потери, а потому что действовала «без боевого порыва». Тогда Раус безуспешно ходатайствовал о смещении с должности командира дивизии СС «Дас Рейх» и его начальника штаба [900]. С других театров военных действий тоже поступали сообщения, что войска СС были охвачены не только духом самопожертвования. Так, генерал Ханс Эбербах считал, что дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» «никогда так плохо не воевала, как в это время» [901], что подтверждается источниками союзников и малым количеством награжденных орденами [902].
Один из немногих пленных, который в британских протоколах подслушивания открыто признался, что дезертировал, интересным образом оказался эсэсовцем Райххельдом из дивизии «Фрундсберг» [903]. Рассказ оберштурм-фюрера Отто Вёльки из дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» тоже показывает, насколько мало фанатизма осталось у этого офицера СС первого часа. Его часть в сентябре 1944 года должна была занять оборону на Западном валу. В деревне за линией укреплений у одной дамы ему была предоставлена квартира.
ВЁЛЬКИ:
— Скажите, что вы тут хотите делать? — спросила она. Я ответил:
— Мы должны занять здесь Западный вал.
— Занять Западный вал? Что, вы его должны будете здесь удерживать?
— Естественно, да, будем удерживать. Единственное что-то, за что мы можем немного уцепиться, где фронт может быть остановлен.
— Но это же свинство. Мы все радовались, что американцы теперь быстро прорвутся, что оставят нас позади. А теперь пришли вы, и теперь будете здесь воевать и все снова разрушите! Что нам делать, куда нам деваться? Здесь же все снова будет разрушено стрельбой!
Я, естественно, очень удивился и ответил:
— Тогда послушайте, вы, конечно же, можете отсюда уйти, и даже должны. Ведь здесь будет немного жарко. В двух километрах за линией долговременных огневых точек — в этом случае вы должны учесть, что ежедневно можно оказаться под артиллерийским огнем или что тут появятся бомбардировщики.