«Это были такие типы следопытов и такие свинские собаки, которым ничего не стоило перерезать горло» [937], - заметил штандартенфюрер Ханс Лингнер в феврале 1945 года.
Еще яснее описывал один эсэсовец обер-ефрейтору парашютисту борьбу с партизанами в Южной Франции.
ФЁРСТЕР: Они упрекают нас, дивизию «Дас Рейх», в том, что мы в окрестностях Тулузы уложили больше партизан, чем взяли в плен. В плен мы, может быть, взяли штук двадцать, и всё, да и этих только для того, чтобы допросить. Потом мы их еще помучили, этих двадцать, до тех пор пока они тоже не умерли… Когда мы шли сюда, то проходили маршем через Тур. Там они прикончили роту из Вермахта, то есть всех без остатка… Мы сразу захватили 150, а потом повесили на улице.
БЕССЛЕР: Но я не могу понять, что они сразу смогли перебить сто пятьдесят за один раз.
ФЁРСТЕР: Мы видели, как они лежали — глаза выколоты, пальцы — отрублены. У 150 партизан, что мы повесили, узлы были спереди, а не сзади. Если узел сзади, то позвоночник ломается сразу. А здесь — он задыхается медленно. При этом он мучается.
БЕССЛЕР: СС — они все знают, все уже испробовали.
ФЁРСТЕР: Еще бы, стоит только подумать, что они прикончили 150 товарищей из Вермахта, то мы и знать ничего не хотим. Это единственный раз, когда я в этом участвовал. Обычно я в таком не участвовал. Мы ничего плохого не делали просто так, но раз уж сделали, то мы уж тогда… [938]
Фёрстер сначала откровенно болтает о преступлениях своей части. Когда Бесслер критически замечает, что было «прикончено» 150 партизан, и при этом осуждает жестокий способ казни, Фёрстер все сводит к тому, что речь идет о мести за смерть товарищей из Вермахта и что сам он «единственный раз» участвовал в подобном. Фёрстер рассказывает здесь, очевидно, о событиях в южно-французском местечке Туль, где дивизия СС «Дас Рейх» повесила 99 человек, после того как обнаружила 69 солдат Вермахта, убитых бойцами Сопротивления [939]. Здесь также применяется топос «мести», который используется для обоснования совершенных самим преступлений и зверств тоже в контексте других насильственных действий. Наряду с этим представляет интерес преувеличение фактического числа жертв — типичное средство сделать историю еще более захватывающей. Это показывает также, что разговорами такого рода и числами можно хвастаться — это повествовательная эстетика насилия.
Протоколы подслушивания ясно свидетельствуют, насколько буднично, и даже непринужденно в войсках СС говорили на тему военных преступлений. В исследованиях такое поведение обосновывается прежде всего идеологизацией, связанным с ней ожесточением во время подготовки в тесном соединении с системой концентрационных лагерей [940]. Всем этим пунктам в протоколах подслушивания эсэсовцев можно найти дословные подтверждения.
Так, один из наиболее известных офицеров войск СС Курт Майер в разговоре с армейскими генералами сначала вовсе не старался спорить о своих политических пристрастих. Национал-социализм он впитал в себя как религию и отдался ему душой и телом так, как наконец можно лишь однажды себя так «отдать» [941].
Штандартенфюрер Лингнер пытался объяснить одному армейскому офицеру, какие взгляды у него на национал-социализм.
ЛИНГНЕР: Национал-социализм — это прикладное расовое учение, это значит, что люди — все те, кто по своему характеру и отчасти по своему внешнему виду обещают стать полноценными людьми. Идейное богатство этих людей означает национал-социализм, если он не фальсифицирован воспитанием. Оно всегда может быть только боевитым, активным, желающим вступить в дело, и никогда выражение эгоистичным. Эти парни — именно немцы, и то, что они думают и делают — всегда будет правильным, то есть все будет для Германии. Этого совершенно не надо изменять. Я убежден, что против национал-социализма как такового, против идейного богатства сказать почти нечего. Он соответствует немецкому характеру от А до Я. То, что мнимые носители национал-социализма повели себя так по-свински, как господин Вебер в Мюнхене и многие другие вместе с ним, — все это стоит на другой доске [942].
Для таких людей, как Майер и Лингнер, их понимание нацистской идеологии ни в коем случае не было признанием только на словах. Они видели себя, в полном понимании Гиммлера, политическими солдатами, задача которых также состояла в том, чтобы учить своим представлениям своих подчиненных.
ЛИНГНЕР: Я считаю, что армия должна иметь некоторую политическую организацию, иначе она не будет в состоянии выдержать подобную судьбоносную борьбу. Если солдат повести в бой, не вдолбив им в самой грубой форме необходимость борьбы, да еще на многие годы, успеха не будет. В этом отношении — русское воспитание образцовое [943].