Далее следует длинный пассаж об антиеврейских мерах, предшествовавших истреблению. Потом Фельберт снова интересуется деталями расстрелов и задает странный вопрос.
ФЕЛЬБЕРТ: Что стало с молодыми хорошенькими девушками? Их собрали в гарем?
КИТТЕЛЬ: Меня это не заботило. Я лишь пришел к выводу, что они потом стали разумнее. В Кракове у них был, по крайней мере, концлагерь для евреев. Во всяком случае, с момента, где я выбирал позиции для укреплений и где я строил концентрационный лагерь, все проходило разумно. Они должны были выполнять тяжелые работы. Женский вопрос — это очень мрачная глава.
ФЕЛЬБЕРТ: Если там ликвидировали людей, потому что нужны были их ковры и мебель, то я могу себе представить, если там была хорошенькая дочка, выглядевшая как арийка, то ее просто в стороне можно было сделать девушкой для услуг [285].
Хайнрих Киттель, который в 1944 году был комендантом обороны Кракова, намекает на лагерь Платов, получивший определенную медийную известность, потому что находился под руководством Амона Гёта — того самого коменданта, который с веранды своей служебной виллы стрелял по случайным узникам лагеря, но оказался готовым заключить с Оскаром Шиндлером ту самую сделку, которая помогла спасти большое количество евреев [286]. Киттель показывает, что здесь, в Кракове, был больше доволен антиеврейскими действиями, потому что техническая сторона преследования была решена эффективнее, чем в Даугавпилсе: «по крайней мере, концентрационный лагерь». Фельберт напротив, все еще предается «женскому вопросу», но его повторное, насколько похотливое, настолько и странное замечание группа оставляет без внимания. Дальше начинают говорить об ответственных, с точки зрения Киттеля — об СД, которая должна была строиться следующим образом.
КИТТЕЛЬ: Служба безопасности в свое время, когда Гиммлер создавал свое государство в государстве, возникла так: взяли 50 процентов служащих уголовной полиции, не обремененных политически, и добавили к ним 50 процентов преступников. Из этого и возникла СД. (Смешок.) Был один из управления криминальной полиции Берлина (…) Он сказал мне после тридцать третьего: «Мы теперь проверенные. Политически изобличенные чиновники государственной полиции уволены, отправлены на пенсию или пристроены в места, где больше не смогут вредить. К преступникам хорошего уровня, в которых нуждается любое государство, теперь примешались люди, выходцы из берлинского дна, которые своевременно смогли стать заметными в движении. Теперь они работают с нами». Он сказал откровенно: «Нас 50 процентов компетентных людей и 50 процентов преступников».
ШЕФЕР: Я думаю, если такое положение допустимо в современном государстве, можно сказать только, что давно пора этому свинскому народу исчезнуть.
КИТТЕЛЬ: Мы же, идиоты, все вместе смотрели на эти вещи [287].
Таким образом, группа определила виновных и их происхождение: полу- уголовная среда, из которой набиралась СД, стала причиной появившихся теперь проблем. Видятся ли они в самом преследовании евреев или только в его неэффективном исполнении, остается открытым. Примечательным кажется далее, как быстро группа расслабляется и переходит от демонстративного ужаса, вызванного рассказом Киттеля, к другим темам, и сразу опять производит веселое впечатление. Под «свинским народом», о котором говорит Шефер, подразумевается СД, вина Вермахта, в любом случае, как добавляет Киттель, в упущении, в том, что он смотрел на жизнь и в нее не вмешивался. Этот пример разговора интересен тем, что он просто представляет собой модель многих бесед об уничтожении: один из говорящих в этих коммуникациях — соответственно, знающий, слушатель (или слушатели) — интересующиеся спрашивающие, которые все вместе имеют предварительное знание о предмете. Само происходящее тогда часто, ни в коем случае не всегда, комментируется негативно, причем причины негативного обсуждения, как в случае с этой группой, совершенно неожиданно могут выпасть. В завершение группа чаще всего занимает сторону пассивных зрителей, которые слишком мало замечали, что происходили такие вещи. Интересным в этом разговоре является и то, что снова проявляется в рамках другой коммуникации. Генерал-майор Брун через пару недель в другой связи рассказал то, о чем говорил Киттель.