— Стой! Руки вверх!
Человек метнулся.
Грохнул выстрел.
Человек припал на ногу, застонал.
— Руки вверх! — властно скомандовал Абдулла.
Человек повиновался.
Абдулла быстро обыскал его и тоже связал. Потом еще три раза выстрелил вверх.
Когда с заставы прискакала группа, Абдулла сидел на камне, а рядом с ним — жена. Около них лежали двое связанных нарушителей.
Пересыпая слова проклятиями, Керим стал кричать, что Абдулла — бывший контрабандист.
— Это правда, начальник, — сказал Абдулла. — Это было тридцать лет назад. Было.
— Мы знаем, Абдулла. Знаем, что тридцать лет после того ты был честным человеком, Абдулла. А сейчас показал себя отличным солдатом. Солдатом второй линии...
Ночной попутчик
Когда Анна подбежала к остановке, то увидела в ночной темноте лишь красные стоп-сигналы ушедшего автобуса.
«Вот несчастье! — с досадой подумала она. — Надо же было так заболтаться у Ксюши!».
Ждать автобуса, который с трехчасовыми промежутками ходил в припограничную деревню, где она жила, не хотелось. Девушка долго стояла на обочине, решая, что лучше сделать: вернуться к подруге, тоже учительнице, и переночевать у нее или пойти пешком. До села было километров десять. Анне не раз приходилось возвращаться в село запоздно, и она хорошо знала дорогу, сбегающую с одного лесистого холма на другой.
Анна посмотрела в другую сторону, словно надеясь на необыкновенное: увидеть очередной автобус. Но необыкновенного не произошло.
Вздохнув, Анна снова посмотрела в сторону ушедшего автобуса, теперь уж ясно осознав, что придется идти пешком. Первый автобус будет лишь в половине десятого утра, а занятия в школе начинаются в девять.
Ей нельзя опаздывать на урок. Она вообще должна прийти в школу пораньше и поделиться радостью с директором и учителями. В районном отделе народного образования ей удалось выхлопотать целый тюк наглядных пособий, а это что-нибудь да значит.
«Пойду, — окончательно решила Анна и подняла воротник плаща. — Может быть, по дороге какая попутная машина догонит».
Неожиданно она увидела в тени куста человека. Видимо, он здесь стоял довольно давно, только, занятая своими мыслями, Анна не обратила на него внимания раньше.
Мужчина, не двигаясь с места, спокойно спросил:
— Тоже опоздали?
— Опоздала.
— Плохо, — сказал мужчина, вздохнув. Он погремел коробком, как это в темноте делают все курильщики, чиркнул спичкой, зажав ее в ладонях, зажег папиросу.
— Плохо, — повторил мужчина, затянувшись.
Анна увидела его лицо, чуть раздосадованный взгляд, какой, верно, был и у нее.
— Что и говорить, — ответила Анна. — Если только попутная какая пойдет.
— Ну, на это рассчитывать не приходится. К нам-то вряд ли кто сегодня поедет. Только вчера тес привезли. Свинарник перекрывать.
— Свинарник?
— Говорили, что свинарник. Нам, механизаторам, до него нет дела.
— А я слышала, что школу.
— Меня это тоже не волнует. Семьей еще не обзавелся.
— Разве школа интересует только тех, у кого дети?
— Сразу видно, что к детям отношение имеете, — сказал мужчина и добавил: — Хоть вашего лица в темноте и не видел, а, может, знакомая.
— А по голосу не узнаете?
— Козловка большая.
— А вы у нас живете?
Мужчина затянулся, стряхнул пепел:
— Да нет.
— В Вишневке?
— Поближе, — сказал мужчина и как-то неприятно хмыкнул. — Поближе. Вишневка-то сорок километров в другую сторону. Проверяете?
— Район — пограничный.
— Документы показать?
— Покажете кому надо, — сказала Анна.
— Покажу.
Анна почувствовала, как мужчина ссутулился, будто приготовился к прыжку. И это «покажу», холодное, точно нож блеснул.
Анне стало страшно.
Только теперь она обратила внимание, что курит мужчина, зажав папиросу в кулак: так огонек со стороны не виден. Анна решила, что все же лучше идти, чем стоять на месте, дожидаясь неведомо чего. Незнакомец зашагал рядом. Похрустывал гравий под ногами девушки. Мужчина же шел почти неслышно, только изредка звякнет камень.
Отчужденность не исчезала.
«Только бы вида не подать. Что ему стоит ударить? Ничего. Ни крик, ни бегство не помогут. От райцентра уже километра два. Кругом ни души. Ближайший пограничный пост за Козловкой. А на околице — застава. Знает ли он об этом?».
Видимо, и неизвестный почувствовал напряженность молчания.
— Да чего вы забеспокоились? Свой я.
Анна собралась с силами и постаралась ответить как можно безразличнее: