На площади Сергеев, обутый в шевровые сапоги, тщательно обходил лужи.
— Боже мой, какая кругом мерзость! — говорил он при виде убогих домишек. — Не понимаю, как мог я согласиться поехать в этакую дыру!
Носильщик нес кожаный чемодан. Подъехал извозчик. Петров поставил свой сундучок под ноги, чемодан Сергеева извозчик взял на козлы. Проваливаясь в ухабах, пролетка двинулась в город. Сергеев гордо выпрямился. На его шинели были синие твердые погоны с номером полка и шнурками вольноопределяющегося. Новенькая кокарда блестела на фуражке.
— Совсем не видно порядочных людей на улицах, — брюзжал Сергеев, — одни чуйки и зипуны… — И вдруг, толкнув Петрова, показал глазами на тротуар. Там, подобрав юбку и приоткрывая стройные ноги, шла девушка в шляпке и черной кофточке, отороченной мехом.
— Навозну кучу разрывая, петух нашел жемчужное зерно, — с довольным видом продекламировал Сергеев.
Но тут произошел неожиданный случай. Из-за угла вышел офицер — толстоногий, с курчавыми, как у барашка, светлыми волосами, выбивавшимися из-под фуражки. Он важно ступал, помахивая короткой рукой, как под музыку марша. Увидев медленно проезжающую пролетку с вольноопределяющимися, офицер остановился и, заметив, что один из них не поднес руку к козырьку, крикнул остреньким фальцетом:
— Ну, ну! А честь кто будет отдавать?
Извозчик, желая оградить своих пассажиров от неприятности и на этом, быть может, подработать, взмахнул кнутом.
— Стой, стой, кому говорят!
Пролетка остановилась. Офицер сделал Сергееву приглашающий жест:
— Пожалуй-ка, дорогой, ко мне.
Сергеев, хмурясь и пожимая плечами, слез на мостовую.
— Почему чести не отдаешь?
— Прошу прощения… Я только что еду на военную службу… еще не знаком с правилами…
— Руки, руки как держишь? — завопил офицер так, что прохожие начали останавливаться. — Зачем руками разговариваешь? Я тебя проучу! Узнаешь у меня!..
И, вынув записную книжку, занес в нее фамилию Сергеева.
— Под юнкера играет, — издевательски добавил он, взглядом с головы до ног измеряя Сергеева. — Мы тебе спесь подрежем, юнкер-пункер!
Он победоносно проследовал дальше. Сергеев, зеленый от унижения и злости, забрался в пролетку.
— Не обращайте внимания на всякую дрянь, — посоветовал Петров.
Но Сергеев с ужасом думал, что все это позорное происшествие видели посторонние, может быть даже и та девушка, что прошла по тротуару.
— Возмутительное хамство! — негодовал он. — Нет, я этого так не оставлю!
Они прибыли в канцелярию полка, и тут их с изысканной вежливостью принял полковой адъютант, штабс-капитан Денисов — щеголеватый офицер с напомаженными волосами. Он предложил им сесть, обращался на «вы» и спросил Сергеева, которому явно отдавал предпочтение перед плохо одетым Петровым, откуда он и кто его родители. Сергеев, расцветая, сообщил о служебном положении своего отца, видного московского инженера. Затем, краснея и запинаясь, рассказал о встрече с офицером.
Денисов улыбнулся.
— Толстенький, белокурый? — переспросил он. — Знаю, знаю, поручик Жогин. Любит ловить солдат. Можете не беспокоиться, все устрою.
И, сразу став официальным, заявил, что назначает прибывших в десятую роту.
— Нельзя ли… на частной квартире? — спросил Сергеев.
— Устроим, — пообещал Денисов.
В десятой роте их встретил дежурный и, покосившись на изящный чемодан Сергеева, вызвал Смирнова.
— В прекрасную роту попали, господа вольноопределяющиеся, — сказал Смирнов, сладко жмуря глаза. — Прошу, прошу в нашу тесную семью.
Когда же Сергеев заявил о своем желании жить на частной квартире, зауряд-прапорщик одобрительно кивнул головой:
— Будет, все будет. Денька три поживете в казарме — и все сделаем. Я упрошу ротного командира.
Солдаты несколько настороженно осматривали вольноопределяющихся: обычно это были барчуки, будущие офицеры. И Петрову в первые дни было не по себе. Вскоре его вызвали в канцелярию, к Васильеву.
— Здравствуйте, вольноопределяющийся, — приветливо встретил Петрова капитан. — Прибыли на службу к нам?
— Да, ваше высокоблагородие, — ответил Петров, опасаясь, что его руки или ноги вдруг сделают запрещенное военным уставом движение.
— Ну что же: надеюсь, вам будет у нас хорошо. Служите, служите.
— Я с удовольствием! — подхватил с готовностью Петров и осекся: «Можно ли говорить офицеру «с удовольствием»?» Но Васильев был спокоен, и Петров продолжал: — Хочу заниматься, если разрешите. У меня склонность… к математике.