Альфи Кортихо сильно изменился с тех пор, как Фран увидел его первый раз, тоже в камере предварительного задержания. Теперь он был на полголовы выше самого Франа, вместо пушка на щеках пробивалась густая черная щетина, но кое-что осталось неизменным — худоба и настороженная опаска, с которой притихший заключенный наблюдал за приближением Франа.
— Сядь, — сказал мужчина, и Кортихо подчинился. Фран тоже сел, на дальний конец длинной скамьи напротив.
При аресте у Кортихо нашли нож, и Хаким намекнул, что при желании можно найти свидетеля, как он с этим ножом угрожал, а то и нападал на охрану супермаркета. Записи с камер придется немного подчистить, но в целом это был шанс, тот самый шанс снова засадить ублюдка, о котором говорила Ракель. Альфи рано или поздно опять допрыгается, так не лучше ли рано, пока он не успел подстрелить или порезать кого-то?
Если бы этот гопник четыре года назад не позарился на чужой телефон, одной смертью было бы меньше. Ракель не превратилась бы в сплошной комок обнаженных нервов, в глазах Рут не проглядывала бы недетская грусть, сам Фран ночами спал бы спокойно, а перед сном звонил бы сыну в университетское общежитие в Барселоне, чтобы узнать, как прошел день… Хотя нет, не так. Если бы Фран не сбыл по дешевке «затертый» пистолет, он бы не оказался в руках этого гопника, а голыми руками или с ножом Альберто бы справился с Альфи одной левой. Если бы только во всех наших бедах всегда целиком и полностью были виноваты другие… Воистину у дьявола адское чувство юмора — ведь деньги, заработанные в том числе и таким способом, Фран откладывал на образование детям.
— Мой сын хотел стать спортивным менеджером. Он мечтал найти команду средней руки с хорошим потенциалом и вывести ее в «примеру», довести до вершин футбольного Олимпа. Не самая крутая мечта, наверное. И не самая полезная для человечества, но все же на порядок лучше, чем бить витрины в супермаркетах.
Альфи ничего не ответил, да, собственно, Фран и не ждал ответа.
— Ты отнял чужую жизнь, а значит, теперь живешь за двоих. За моего сына тоже. Я никогда бы не допустил, чтобы он бесцельно шлялся, воровал и без конца ввязывался в драки. И тебе тоже этого не позволю. — Фран помолчал, давая Кортихо возможность получше проникнуться сказанным, но вместо этого, кажется, проникся сам. — Если я еще раз увижу тебя здесь или узнаю, что ты что-то такое выкинул, я не стану сажать тебя в тюрьму. Просто пристрелю на месте.
Парень сидел молча, опустив взгляд в пол, и лишь желваки, играющие под кожей, свидетельствовали о том, что информацию он воспринял и, как хотелось надеяться Франу, сделает правильные выводы.
Мужчине вдруг вспомнилась похожая беседа с Хакимом. Двенадцатилетним подростком тот попался на попытке взлома витрины ювелирной лавки и упрямо отказывался сдавать подельников. В отличие от Кортихо, Хаким тогда поднял голову и уставился на полицейского черными как спелые маслины глазами, в которых не было ни страха, ни угрызений совести, лишь удивление, что кому-то до него есть дело.
Альфи не Хаким, но как раз то, что смотреть в глаза Франу он старается как можно меньше, возможно, неплохо. Иначе, и правда, единственное что остается — пристрелить никчемного беспринципного недоумка. Подставлять Хакима, используя парня, чтобы «закрыть» Альфи, Фран не станет, особенно, учитывая то, что Морей, помимо прочего, явно копает под сотрудников участка. А если уж разбираться с Кортихо лично, то по-мужски, а не лжесвидетельством и махинациями с записями камер.
Фран встал и сдвинул в сторону решетчатую дверь.
— А теперь, давай, на выход. И чтоб больше мне на глаза не попадался.
Вслед за Кортихо Фран вышел из камеры и, пройдя по коридору, направился в кабинет к шефу. Сквозь наполовину стеклянную перегородку, отделявшую коридор от помещения для работы детективов, он видел, как Альфи, направляясь к выходу, намеренно задел рукой стойку для канцелярских принадлежностей на столе Хакима. Ручки, скрепки и прочая мелочь разлетелись по полу, а возмущенно ругнувшемуся на это молодому полицейскому успевший дойти до двери Альфи, не оборачиваясь, показал средний палец.
Фран пожалел о накатившем на него в камере приступе великодушия еще до того, как Кортихо исчез за дверью, а глаза обнаружили замершую у стола с табличкой «старший инспектор Ф. Пейон» Ракель.
— Это что сейчас было? — голос жены звенел от сдерживаемых эмоций. — Это ведь Альфи, да?
— Ракель…
Жена рванулась к двери, в которую вышел Кортихо, но Фран опередил ее, перекрыв дорогу своим телом.
— Ты выпустил его?! — Ракель отказывалась верить тому, что видела. — Как ты мог?!
— Ракель… это была лишь драка в супермаркете.
— Всего лишь драка в супермаркете… А перед этим он всего лишь убил нашего сына… А после этого всего лишь унизил твоего сотрудника…
— Любимая, не…
— Не надо… Не трогай меня, — жена отшатнулась, черты ее лица исказили горечь и отвращение.
Надо отдать ей должное, даже в таком состоянии Ракель пыталась сдержаться, не кричать на него на людях. Она кричала дома, в своих четырех стенах, а за его пределами, тем более, в участке, авторитет Франа, уважение к нему других людей значили для Ракель достаточно много, чтобы пытаться держать себя в руках. Прямо сейчас разочарование, гнев и напряжение прилагаемых чтобы его сдержать усилий выливались в мелкую дрожь рук, одну из которых жена поднесла к горлу, задыхаясь.
Ракель надо немедленно отвезти к врачу, но с ним она в таком состоянии не поедет. Откажется ехать, едва он заикнется о том, чтобы посетить доктора Мауринью. Отправлять ее без присмотра тоже нельзя, она может бросится на поиски Кортихо.
Фран быстро оглядел занятых работой сотрудников. Мати. Она справится, и ее Ракель не станет игнорировать.