На краю
С ней говорил доктор Мауринью, но Рут практически не помнила этого разговора. Как не помнила сборов, когда они с крестной Изабель ненадолго заехали домой за вещами для Рут и для матери, чтобы передать в психиатрическое отделение при городской тюрьме Сеуты. Не помнила она и допроса в полицейском отделении, который проводил папин начальник. Что девочка помнила, что без конца всплывало перед глазами, так это кровавая пена на губах Альфи Кортихо, то, с каким хрипом и свистом вырывался воздух из его горла и раны в груди. Рут читала в книжках про «предсмертный хрип», но считала это образным выражением. До вчерашнего дня.
Отобрав у матери пистолет, Рут все же подошла к Альфи, до того, как приехала скорая. Она не знала, чем ему помочь, и просто стояла над парнем несколько мгновений. И теперь вид умирающего, судорожно борющегося за каждый вдох, отпечатавшийся в памяти, преследовал девочку, не давая заснуть. Рут зажмуривалась, чтобы прогнать картину из мыслей, но помогало лишь на время, потом ощущение беспомощного ужаса, смешанного с бессильным состраданием, накатывало снова. К тому же, внизу капризничала и хныкала Соль, гремела посудой на кухне Мария, и звуки пусть знакомого, но чужого дома, не добавляли спокойствия и желания уснуть.
Проворочавшись до состояния, когда заныли бока, Рут со вздохом вылезла из постели и нашарила на тумбочке телефон. Пару мгновений девочка бессмысленно смотрела в окно мессенджера, потом нагуглила номер местной больницы и набрала.
— Здравствуйте. Вчера к вам поступил Альфредо Кортихо. Не могли бы вы сказать, как он?
— А кто спрашивает и с какой целью? — поинтересовался женский голос.
В больницах сведения о пациентах сообщают только полиции, близким и родственникам — вспомнила Рут.
— Это его девушка. Андреа, — имя Рут добавила для пущей убедительности.
— Кортихо… Кортихо… — по тону было понятно, что женщина занята поиском. — Есть такой, Альфредо Кортихо, реанимационное отделение… состояние тяжелое, нестабильное.
— Что это значит? — уточнила Рут.
— Это значит, что ему может стать значительно лучше или хуже в ближайшие сутки.
Еще раз вздохнув, девочка поблагодарила за информацию и нажала «отбой».
— Абу-Юсеф, радикальный исламский проповедник. По нашим данным, на днях нелегально прибыл из Марокко в Сеуту и сейчас скрывается в Эль-Принсипе. Занимается вербовкой молодежи для войны в Сирии, что характерно, не только в исламской среде. На его счету несколько подростков из христианских семей, отправившихся воевать во славу Аллаха. Необходимо найти в кратчайшие сроки, подключайте все доступные вам источники информации.
Задача, озвученная начальством на очередном совещании начальников участков, показалась Франу соломинкой, за которую стоит уцепиться. Если удастся найти этого фанатичного ублюдка, можно будет, тем самым, доказав свою лояльность и эффективность, просить послабления в деле Ракель.
В первую очередь, Фран задействовал старых, проверенных «стукачей»: вечно пьяного, что не мешало ему подмечать малейшие изменения в жизни родного района, старого карманника Маркеса; мерзкого, но крайне полезного, если прижать его к стенке, скупщика краденного Хусейна; старика имама районной мечети, больше всего боявшегося, чтобы общение с полицейским не уронило его авторитета в глазах молодежи, которую он, по крайней мере на словах, старался оградить от происков шайтана радикализации, и, последней по времени, но не по значимости, маму Тере.
С Тересой Вельидо, вдовой и матерью наркотрафиканте, известной всему городу как «мама Тере», Фран познакомился во время одной из первых облав, которые ему, молодому офицеру, совсем недавно переведенному в Эль-Принсипе, поручили провести семнадцать лет назад. Тогда она еще не успела овдоветь, а то, что бандой на самом деле управляет не ее размахивающий пистолетом, рвущий на себе рубаху с угрозами и бранью муж, Фран понял сразу. В этой женщине помимо тяжелой, полной какой-то первобытной силы красоты, чувствовался острый ум и стальной стержень воли, приземленность и энергия, словно черпаемая ею прямо из почвы, из всего, что ее окружало, и полученное прозвище — «мама Тере» — отражало не только уважение, которым она пользовалась на районе, но и это общее ощущение ее связи с матерью-землей, «мадре Терра».
— Вербовщик, говоришь? — переспросила мама Тере, как всегда, совмещая два процесса: изучая собеседника и анализируя полученную информацию. — У нас тут на днях «соскочили» несколько постоянных клиентов.
Эти клиенты, могли, конечно, встать на путь избавления от наркотической зависимости, но в Эль-Принсипе это был наименее вероятный вариант развития событий. Куда вероятнее, что они перешли на какую-то дрянь потяжелее, к другому поставщику. Или впали в религиозный экстаз без помощи наркотических веществ, но с помощью искусного проповедника-манипулятора. Мама Тере умела смотреть «прямо в корень» проблемы.
— Педро, — окликнула женщина правую руку своего сына, слегка перегнувшись через перила балкона, окружавшего внутренний дворик.
Второй человек в банде Аннибаля беспрекословно и быстро поднялся на балкон.
— Как зовут мальчишку, что из компьютера вылезает только за дурью? Который по понедельникам и четвергам?
— А… придурок, который фанатеет за всякими стрелялками? Ибрагим, кажется. Да, Ибрагим.
— Выясни, где он живет.
— Да он нам вроде не должен…
— Выясни.
— Хорошо, — кивнул Педро и также быстро скатился с лестницы — передавать поручение более мелким сошкам.
— Как дома? — коротко спросила мама Тере, таким образом выражая свое сочувствие — о том, что случилось вчера в парке, уже знал весь Эль-Принсипе.
Фран покачал головой. Говорить об этом без крайней нужды он не хотел ни с кем.
Дверь одной из комнат, выходивших на балкон со скрипом отлетела в сторону и на балконе показался Аннибаль Вельидо, сын мамы Тере и нынешний номинальный главарь испанской банды «наркотрафиканте». Хотя деление по национальному признаку в этом «бизнесе» было не принципиальным и довольно условным, в группировке Аннибаля преобладали испанцы, в банде Фарука — арабы.
— Твой дружок и его тупоголовый отпрыск задолжали мне 10 тысяч евро, — с места в карьер предъявил Франу младший Вельидо.
— Аннибаль, с этим разбираться будешь напрямую с Килесом, — спокойно осадила сына мама Тере.
— Что-то он не торопится на разборку, — оставил за собой последнее слово, набычившись, Аннибаль. Умом он пошел в отца, да и нравом тоже, но в важных вопросах слушаться мать у него смекалки (или привычки) хватало.