Припарковавшись у дома Килеса, Фран сразу, быстрым шагом поднялся в комнату Рут и начал беспорядочно запихивать вещи дочери в сумку. Уже на обратном пути, завидев Франа с сумкой, спускающегося по лестнице, Мария спросила:
— Что-то случилось?
— Ты знала. И обеспечила ему алиби. — Судя по изменившемуся выражению лица девушки, она поняла, о чем Фран. — А он заделал тебе ребенка, чтоб не вздумала менять показания. Но так и не женился, — последние слова вылетели жесткой усмешкой.
Сумку он отвез к Марине.
— Рут поживет пока у тебя.
— Нет, Фран.
И сам отказ, и твердость тона стали для него неожиданностью.
— Мне не с кем больше оставить ее сейчас.
— Она большая девочка и все понимает. Она любит мать. Не приводи ее сюда. Не делай этого с ней. И со мной.
— Господи, Марина, мне реально не с кем ее оставить! Дай мне пару дней, подобрать ей лагерь, какую-нибудь поездку…
Марина вздохнула и посмотрела на него как на непроходимого идиота.
— Она не захочет никуда ехать. Не сейчас, когда мать в тюрьме.
— Я отвезу тебя к Марине. Пока поживешь там, — сообщил отец, когда Рут, сняв рюкзак, устроилась на пассажирском кресле, и машина тронулась с места.
— Почему? — встрепенулась Рут.
— Потому что у Килесов ты больше оставаться не можешь.
— Но я могу остаться дома. Могу тебе готовить, стирать. Пап, я справлюсь.
— Не сомневаюсь. Но поживешь пока у Марины.
— Или я могу остаться на пару дней у Пилар, ее родители не будут против…
— У Марины, — тон, которым отец это сказал, был категоричен.
Рут не хотела ехать к Марине, но чувствовала, что настроение у отца такое, что спорить с ним бесполезно. Что-то случилось.
— А почему у крестных я не могу больше оставаться?
Отец тихо выпустил воздух сквозь зубы, кажется, вместе с ругательством. Он с избыточным раздражением крутанул руль на повороте, а потом, делая вид, что сильно занят дорогой, сказал:
— Видимо, Альфи тебе не рассказывал, вместо кого он оказался в тюрьме. Вместо Хоты.
Почему-то Рут почти не удивилась. Она всегда знала, что Хота — то еще дерьмо. Не предполагала, конечно, что настолько, но знала. И она почему-то ожидала услышать, что Альфи сел за друга, или что его заставили сесть за кого-то из «наркотрафиканте». С Хотой их ничего не связывало.
— Так ему, получается, заплатили?
— Я думал, ты спросишь, почему Хота убил твоего брата.
— По пьяни? — предположила Рут, и отец неожиданно расхохотался хриплым, полным горечи смехом, каким раньше умела смеяться только мать, и несколько раз с силой ударил по рулю рукой.
— Я смотрю, не там наше управление ищет кадровые резервы, — добавил он потом с такой же горькой усмешкой.