Весь день Фран держался. Держал себя в руках и держался подальше от Килеса. Он не мог смотреть на бывшего напарника, не мог находиться с ним в одном помещении. «Пора, наконец, и самому подавать рапорт о переводе на материк», — подумал Фран с невеселой иронией. А лучше сразу на увольнение.
Вечером, после дежурства, он купил бутылку спиртного. Домой ехать Фран был не в состоянии, путь к Марине отрезал себе сам, оставив там дочь. Да и говорить об Альберто с Мариной он не хотел. Ни с кем не хотел. Только с Ракель, но ей он еще долго ничего не сможет рассказать. Если вообще когда-нибудь сможет.
В конце концов он приехал на пляж. Неосознанно, но припарковавшись у береговой линии и выйдя из машины, понял, что это правильное место. Он уселся на песок, открыл бутылку, и периодически прихлебывая из нее, уставился на закат. Волны набегали и убегали, болтая мелкий мусор туда-сюда, постепенно смеркалось, а чуть поодаль компания горластых подростков собралась вокруг подожжённой покрышки.
Было ли здесь все так же в ту ночь, когда погиб Альберто? Молодой месяц, набирающий желтизну в темнеющем небе, громкие звуки рэперского речитатива, пульсирующие в динамиках, вонь паленой резины, глупые шуточки, мат и раскатистый хохот то ли пьяной, то ли обдолбавшейся молодежи?
Оцарапанный пулей бок уже затек и ныл от вечерней сырости, но это не имело никакого значения в сравнении с тем, что происходило у него внутри. Боль с алкоголем смешивались, копились… и Фран заплакал, потому теперь, наконец, мог оплакивать только гибель своего ребенка, а не свою вину. Беззвучные рыдания сотрясали его тело с головы до ног.
Раньше вина комом стояла в горле, заслоняя все, не позволяя видеть сам факт утраты, не давая осознать в полной мере, как много он потерял. Своего мальчика, которого катал на закорках, с которым ходил на футбол каждый выходной, который приходил к нему каждый раз, когда что-то не понимал, делая уроки. Альберто, пытливый, упорный, победно улыбавшийся, решив задачу. Очень похожий на него, но унаследовавший глаза и требовательность матери.
В его смерти не было ни смысла, ни справедливости. Ничего, кроме боли. В этом проклятом богом месте все всегда заканчивалось соленой водой, соленой водой с привкусом предательства.
Никогда раньше Франу не казалась такой бессмысленной не только смерть сына, но и собственная жизнь. Молодой дурак, мечтавший изменить мир к лучшему, семнадцать лет назад он привез сюда из Мадрида семью, Ракель с малышом Альберто… Ради чего люди в муках появляются на свет? Одни, чтобы бесславно сгинуть в ее начале, другие, чтобы, не веря ни во что, прожить долгую, никчемную жизнь? Ответов не было, лишь вода раз за разом накатывалась на песок под бледным светом луны.
Непредвиденные эксцессы
Утром Фран испытал облегчение, узнав, что Килес с Хакимом уже заступили на дежурство. Общаться с бывшим напарником он был не в состоянии, да и к тому же чувствовал себя старой, изрядно потрепанной похмельным штормом водорослью. Он с трудом сумел вникнуть, чего хотят от него Морей и бородатый службист.
А хотели они не много не мало отчитаться в Мадрид о раскрытии ячейки исламских радикалов. Но поскольку ячейка не могла состоять из одного Абу-Юсефа, и даже двух радикалов — Абу-Юсефа и Ибрагима аль Насри — было недостаточно, то требовались новые аресты. Парнишка, пытавшийся купить взрывчатку, предсказуемо ударился в бега, проповедник раскалываться отказывался, из наркомана аль Насри ничего путного вытянуть не удалось — названный им адрес вербовщиков оказался давно покинутым.