И теперь Морей с компанией требовали, чтобы Фран «дожал» свои источники, а проще говоря, выполнил за них очередную порцию их работы. «Ребят, это ваши проблемы» — хотелось сказать Франу, но совесть не позволяла спокойно наблюдать, как больные на голову уроды вербуют для джихада почти ровесников его дочери. Поэтому он засел в комнате для хранения вещдоков, внимательнейшим образом изучая каждую мелочь, изъятую в покинутом жилище вербовщиков. Разумеется, там перед уходом всё подчистили, но что-то все же могли пропустить, и если повезет…
Силуэт за мутноватым стеклом двери маячил уже некоторое время, но Фран обратил на него внимание лишь тогда, когда женщина подошла вплотную и тихонько постучала, ударив согнутым пальцем по двери пару раз. Изабель.
Фран надеялся, что больше ему ни с кем из семьи Килесов говорить не придется, но она пришла. Лицо у Изабель было осунувшееся, с резко обозначившимися морщинами.
— Позволь мне войти.
— Лучше не надо, — ответил Фран, подразумевая то, что неизбежно должно было последовать — еще один тяжелый и ничего не меняющий разговор.
— Пожалуйста.
Он ничего не ответил, и Изабель с непривычной в ней виновато-тихой решимостью переступила порог и остановилась у дверного косяка.
— Я… я не знала, Фран. — Голос на этих словах заскрипел, стал тонким, фраза закончилась всхлипом. — Богом клянусь, не знала.
Изабель опустила голову и некоторое время молчала, пытаясь совладать с собой.
— Я бы не смогла смотреть в глаза ни Ракель, ни тебе… никогда бы не смогла, если бы знала.
Она действительно не поднимала глаз и, судя по губам, которые прикусила, прилагала усилия, чтобы не плакать. А затем вдруг неловко опустилась на колени. Не поднимая ни глаз, ни головы, стоя на коленях, Изабель все повторяла:
— Этому нет прощения, Фран, я понимаю… Клянусь, я не знала… Ничего не знала…
Франу было неловко смотреть на коленопреклоненную Изабель. Видимо, она действительно не знала. Ее вина заключалась в воспитании Хоты, но к обману она была не причастна.
— Не надо. Вставай.
Но Изабель продолжала стоять на коленях. Фран подошел, чтобы помочь ей подняться. Он протянул руку, и Изабель вцепилась в нее, но попытки подняться не сделала, умоляюще шепча:
— Я знаю, что не имею права просить… клянусь, Фран, мы сразу же уедем… И тот мальчик уже все равно отсидел… Умоляю, Фран, пусть так и останется…
Секунду Фран не мог поверить, но потом до него дошло, что Изабель просит, чтобы он не открывал повторно дела об убийстве Альберто, позволив Хоте отсидеть лишь за наркотики. Отвращение тошнотой поднялось к горлу.
— Уходи. Немедленно, — с трудом выговорил Фран, каким-то чудом удержавшись от того, чтобы проорать «Убирайся!». С трудом, он вырвал ладонь из хватки Изабель и не в силах больше находится рядом с ней, сам вышел, почти выбежал из комнаты.
Участок, дом, кафе Марины — ему везде теперь было некомфортно, и это сподвигло Франа сделать то, что он довольно долго откладывал — навестить Ракель в городской тюрьме.
— Я хочу поговорить с ним. — Глаза жены горели энтузиазмом.
— С кем? — осторожно спросил Фран, догадываясь, впрочем, кого Ракель имеет в виду. Благодаря его связям Ракель содержали во вполне приличных условиях. Отдельная камера, предназначенная для заключенных, проходящих лечение. Но все же, вокруг были решетки, и видеть жену там, где он привык видеть уголовников, Франу было до неловкости непривычно.
— С Альфи. Я себя намного лучше чувствую сейчас. И хочу поговорить с ним, чтобы положить этому конец, Фран.
Видя, что Фран не торопится с ответом, Ракель продолжила:
— Это не ради суда и смягчения приговора, а ради нашего будущего. Ради Рут, тебя и меня.
— Кортихо сейчас нет в городе.
Ракель на мгновение замерла, потом привычным торопливым жестом заправила нависшую над лицом прядь за ухо.
— Ладно. Хорошо. Я напишу ему письмо.
— Напиши.
Для защиты ее раскаяние, выраженное письменно, в любом случае полезно.
— Как Рут? Я очень за ней соскучилась.
— Она тоже скучает. И очень переживает. Но… ей лучше не видеть тебя здесь, — Фран обвел взглядом решетки.
Ракель согласно кивнула.