Было уже утро, когда разнеслась весть, что в село прибыли две машины с немцами. Зачем они приехали, не знал никто. Хозяин и его домашние побледнели и начали суетиться. Вук разбудил партизан и приказал готовиться к бою. Пулеметчики быстро осмотрели и смазали оружие. Наступило напряженное молчание.
Павле послал хозяина узнать, что делают немцы, наказав ему возвращаться поскорей. Не успел хозяин уйти, как в деревню, громыхая цепями и фырча моторами, въехало еще несколько грузовиков. Боясь попасть в окружение, Вук предложил уйти из села. Для партизана нет ничего страшней, чем вести бой в закрытом месте, пусть даже в крепости из бетона. Поэтому Вук хотел принять бой в открытом поле. Павле не соглашался с ним. Большинство партизан было на стороне Вука. Они чувствовали себя уверенней в поле, даже зная, что кругом голая равнина. Павле решительно прекратил споры. В этот момент он был хладнокровней и собранней, чем обычно, как, впрочем, и всегда, когда он действовал на собственный страх и риск. Он даже смеялся, подшучивая над теми, кто особенно настойчиво предлагал выйти из домов.
— Вот они! Идут! — крикнул разводящий, все время смотревший в окно.
Партизаны вскочили с мест, держа оружие наготове.
— Спокойно! Ждать! Без команды никому не выходить! — приказал Павле, подходя к окну и глядя в переулок.
Несколько немцев неторопливо шли прямо к их двору. Судя по их спокойному виду, они не подозревали, что в доме партизаны. Павле боялся только одного — что часовые не выдержат и откроют огонь. Немцы зашли во двор, как хозяева, оставив ворота открытыми.
С ними был маленький человечек в штатском. Он, как собака, вертелся вокруг солдат и тихо что-то говорил по-немецки. На нем была кожаная кепка, пальто и желтые сапоги. Павле понял, что это переводчик.
Мысль о том, что случай может сорвать их план, что из-за какой-то мелочи погибнет вся рота, приводила его в ярость.
— Только бы часовой не начал стрелять. Если они войдут в дом, тогда… — прошептал Павле, обращаясь за советом к Вуку.
Вук молча кусал нижнюю губу.
Застигнутые врасплох, партизаны переглядывались в испуге.
Жена и сын хозяина схватились за руки и с ужасом глядели на партизан. Они забились в угол, ожидая, что сейчас начнется стрельба.
— Быстрей выходите во двор. Узнайте, что им надо, — строго приказал Павле, выталкивая за дверь онемевшую от страха женщину и мальчика.
Немцы приближались.
— Снять? — спросил Вук.
— Да нет, они ищут не нас. Видно, пришли по делу к хозяевам, — ответил Павле.
— А где хозяин? Сбежал, наверно! — с досадой прошептал кто-то из партизан.
— Тише! Тс! — прошептал Павле, глядя, не отрываясь, на немцев из-за цветочных горшков на окне.
— Где хозяин? — строго спросил переводчик.
Женщина и мальчик в испуге переглянулись и молчали, не зная, что сказать.
— Вы что, немые? Где хозяин, я спрашиваю! — опять закричал человечек с иссохшим, птичьим лицом.
— Здесь. Здесь я, господа! Я только ходил в общинное управление… Не знал, что вы ко мне идете… — закричал хозяин, запыхавшись вбегая во двор. — Вам что угодно? Я здесь!
— Свиней! Но только жирных! — ответил переводчик.
— Жирных? Есть, пожалуйста, есть. Идемте со мной, посмотрите. Жена, налей-ка горькой да вынеси гостям. Вам что угодно? Вино или горькую? Старая препеченица [47], добрая!
— Горко! Шнапс — горко, горко! — дружно загалдели немцы.
— Ну-ка, Душанка, неси поскорей. А мы пойдем за свиньями, — торопливо говорил крестьянин. Немцы направились вместе с ним к свинарнику.
— Ох, господи боже мой, пропало наше мясо, — запричитала женщина, входя в дом за графином и стаканами.
— О мясе плачешь, а пять минут назад дом готова была отдать, только чтобы мы не стреляли! — бросил ей Сима. — Твое счастье, что они просят только свиней!