Он наверняка остался, даже если для Ричарда это неочевидно. Возможно, он просто не видит его, однако это не означает, что ничего нет. Он разрывался между этими двумя полууверенностями и страшился самобичевания, поэтому у Ричарда не было желания спорить с Джулией или пытаться убедить ее в ненужности излишнего надзора. Вдруг он отзовет этого надзирателя, а потом выяснится, что все ее опасения были обоснованны? Ричарду вспомнилась история Кассандры, чьи предсказания были встречены со скепсисом, но оказались верными.
Поэтому, когда настало время переводить Франсин в другую школу, существующая на субсидии средняя школа, где учились дочки соседей и которая девочке очень нравилась, была отвергнута в пользу выбора Джулии: очень престижной, дорогой частной школы для девочек, называвшейся «Шамплейн». Туда собиралась идти Холли де Марней, и именно от ее мамы Джулия и подчерпнула все сведения о ней. «Шамплейн» располагалась в георгианском особняке на краю Уимблдон-Коммон, очень далеко от того места, где жили Хиллы, зато у нее имелся поучительный список выпускников, поступивших в лучшие учебные заведения для продолжения своего образования. В прошлом году чуть меньше девяносто пяти процентов выпускников шестого класса поступили в университет, в Оксфорд или Кембридж.
Классы были маленькие, а все преподаватели имели высокие ученые степени. Среди студенток – их никогда не называли ученицами – были внучка графа и тайская принцесса. Играли в лакросс [19], но и в футбол тоже. В «Шамплейн» был большой подогреваемый бассейн, корты для сквоша, а также теннисные корты двух видов – с грунтовым и травяным покрытием. Новая научная лаборатория славилась тем, что обошлась в три миллиона фунтов. Естественно, и плата была чрезвычайно высокой, и, чтобы заплатить за учебу, Хиллы шли на большие жертвы. Джулия не протестовала. Отпуск за границей, новая машина или новые туалеты – отсутствие всего этого она воспринимала как цену, которую нужно платить за безопасность Франсин.
Руководство «Шамплейн» приветствовало, если студенты жили в общежитии, но Франсин в этом было категорически отказано. Ведь тогда у Джулии не будет ни минуты покоя. Недавно в газете писали, что в одной школе в дортуар проник мужчина и изнасиловал девочек. А если смог изнасиловать, то может и убить. Так что Франсин пришлось примкнуть к меньшинству, к которому относились с легким неодобрением. Из тайных обществ она была исключена, многие шутки, ритуалы и обычаи были ей непонятны. Она бы меньше ощущала это на себе, если бы ребята не знали о страшных событиях, произошедших на Орчард-лейн. Однако те знали. Джулия настояла, чтобы директриса – чья должность по какой-то таинственной причине называлась «старший исполнитель» – рассказала эту историю всей школе и всему персоналу на собрании, состоявшемся незадолго до приезда Франсин.
– Ради ее безопасности, – объяснила мачеха Ричарду. – Если они все узнают, то будут более вигильны [20]по отношению к ней.
Ричард сомневался, что подростки на это способны, но Джулии лучше знать. Ведь она была учительницей, прежде чем стала психотерапевтом.
– Когда она в классной, беспокоиться не о чем, – говорила Джулия. – Меня больше волнует пребывание Франсин в школьном дворе. Вот ее подружки и обеспечат наблюдение.
У Франсин было много подружек среди девочек, не живших при школе. Прошло немало времени, прежде чем ей разрешили ходить к ним в гости, а вот приходить к Хиллам им разрешалось – правда, только после тщательного отбора, проведенного Джулией. Обычно она звонила маме какой-нибудь девочки и предлагала встретиться за обедом, затем принималась с пристрастием допрашивать родительницу о ее семье, о профессии мужа, о ее собственной профессии, о количестве детей и об их отношении к преступлению и наказанию, в том числе и о ее отношении к тюремному заключению и смертной казни – одобряет она ее или нет.
Мамы, судя по всему, не возражали против таких расспросов. Джулия никогда не раскрывала свои мотивы, и родители учениц из «Шамплейн» считали, будто ее интересует их происхождение, претензии на принадлежность к высшему классу или политические убеждения. В результате всего этого Франсин было дозволено приглашать к себе одну или двух девочек и иногда оставлять их ночевать. Однако ее не отпускали ни в какие путешествия с семьями подружек, запрещали участвовать в школьных экскурсиях. В один год «Шамплейн» вывезла четвертый класс на экскурсию к озеру Люцерн, на следующий – пятый класс в Копенгаген, но все это происходило без нее. Случались походы в Национальный театр, но обязательно в сопровождении Джулии, а не одноклассников.
Франсин была в том возрасте, когда дети бунтуют, она и взбунтовалась – чуть-чуть. Почему ее так контролируют? Какой смысл? Она даже сказала:
– Я бы предпочла, чтобы на меня напали, чем сидеть в тюрьме.
Поводом послужило приглашение сходить на балет с двумя школьными подружками и мамой одной из них. Джулия тут же заявила категорично «нет». В Вест-Энд, вечером, на общественном транспорте? Хорошо, с ними будет мама Миранды, и Франсин переночует у нее, и обязательно позвонит, когда доберется до дома, но вдруг…
– Франсин, ты должна понимать, что ты в особом положении.
– Мне ни на секунду не позволяют забыть об этом.
– Думаешь, мне это нравится? – спросила Джулия. – Думаешь, я делаю это ради своего удовольствия?
– Я этого не говорила. Но я сомневаюсь, что чем-то рискую, ну, то есть от кого мне ждать угрозы?
И тут Джулия сделала то, чего обещала Ричарду никогда не делать. Мачеха изложила Франсин свою теорию.
Та побелела и задрожала.
– Но я не видела его. Я ничего не видела.
– Франсин, тебе не придется ни о чем беспокоиться, если ты будешь вести себя благоразумно и позволишь нам заботиться о тебе.
– А разве мы не можем как-то дать ему понять, что я его не видела? Разве нельзя – ну, не знаю, – напечатать в газете, передать через полицию?
– Сейчас ты говоришь глупости.
Зачем она это сделала? Джулия то есть. Зачем? Она верила в собственное обоснование своей бдительности. Тот человек думает, что Франсин может опознать его, следовательно, будет преследовать ее. Если бы ее мачеха не верила во все это и продолжала делать то, что и всегда, то ее можно было бы считать либо злюкой, либо дурой. Но Джулия не было ни той, ни другой. Она не была злой мачехой. Сначала, и довольно долго, она твердо верила в свою теорию, но через некоторое время ее мотивы размылись, а цели перепутались.
Например, Джулия редко спрашивала себя, какая от нее польза как от защитницы, как она, женщина под пятьдесят, с плохой физической подготовкой, сможет защитить Франсин или убедить потенциального обидчика в том, что она представляет собой силу и с ней нужно считаться. Джулия никогда не носила с собой оружие и даже не думала об этом. По ночам она спала, и Ричард тоже, а Франсин оставалась одна в своей спальне, и туда проникнуть злоумышленнику было куда проще, чем в школьный дортуар.
Радионяни уже давно не было. (Франсин, которая мирилась со многим, которая отличалась одновременно добротой и стоицизмом, наконец запротестовала и потребовала, чтобы ее убрали.) Более того, теперь мачеха не знала, что происходит, пока Франсин в школе. Джулия надеялась, верила, что в обед Франсин не выходит из школы, не занимается ничем нехорошим в свободное время, не прогуливает уроки, – но не знала, так ли это. Многие прогуливали, даже внучка графа.
Все это Джулия смутно осознавала, а еще также то, что приближается время, когда придется Франсин либо посадить под замок, поместить в лечебницу как беспомощного, умственно неполноценного ребенка, либо выпустить в мир. Однако на этом вопросе остатки ее доброты и здравого смысла куда-то улетучивались. Франсин – ее подопечная, и она, тешила себя мыслью Джулия, имеет над ней абсолютную власть. Она спасла ее, оберегала в течение всего детства и отрочества, готовила к взрослению и сейчас не может бросить ее.
19
Командная игра, в которой нужно поразить ворота противника резиновым мячом. Забивать можно ногами и приспособлением, представляющим собой нечто среднее между клюшкой и ракеткой.