Иванна тоже помогала. И даже поцеловала Игоря в щеку. За то, что он не ругал ее.
Говоря об Иванне, Игорь заулыбался, порозовел. Ему приятно было вспоминать, как Иванна его поцеловала. Привстала на цыпочки, обхватила за шею и, сказав: «Ты хороший!» — крепко поцеловала в щеку.
— Дорогой поцелуй, — заметил я.
— Когда мы опрокинулись, знаешь, что она сказала? «Ты, — говорит, — не расстраивайся, приедет Андрей и починит. Андрей все сделает, — говорит, — что я попрошу…»
— Влюбился ты, что ли? — спросил я.
— Она еще совсем девочка, — смутился Игорь.
— Не давай ей больше руль! Хотя бы до тех пор, пока я ее не научу.
— Ты уж научи ее, — сказал Игорь.
Я захватил комбинезон, и мы отправились на автобусную остановку.
Я до сумерек провозился в гараже. Вставил лобовое стекло — Игорь заблаговременно купил, — выровнял вмятину на крыше. Хорошо, что они перевернулись на пашне. Если бы на асфальте, так легко не отделались бы. Правую фару тоже придется менять.
Вечером я возвращался в общежитие. Навстречу неторопливо шла женщина. Я толком не рассмотрел ее — было темно, — но в фигуре и походке что-то очень знакомое.
— Андрей, — услышал я ее голос.
Давно я не видел ее. Если и вспоминал когда, то старался не ворошить в памяти то, что было…
Она смотрела на меня. И в ее глазах были и радость, и грусть, и еще что-то совсем незнакомое. Я растерялся, не знал, как мне держаться, что ей сказать. Былая злость и отчаяние давно прошли. Но вот она стоит, вызывающе красивая и такая знакомая… И вместе с тем это чужая женщина, которая принадлежит другому. И тот, другой — мой бывший друг. Я никогда не ревновал ее к мужу, к прошлому. И проживи мы с ней сто лет, не вспомнил бы об этом. Но Кащеев — другое дело…
— Ты можешь пройти мимо, — угадала она мое желание. — Но я очень бы этого не хотела.
— Здравствуй, — наконец сказал я.
— Если ты никуда не спешишь, проводи меня?
Мы идем рядом по тротуару. Я чувствую запах ее любимых духов. Настроение с каждым шагом падает. Уж лучше бы не встречались.
— Неужели тебе не о чем спросить меня?
Я пожимаю плечами. О чем спрашивать? Как это случилось? Или как кончилось, если они уже расстались? Нового она мне ничего не скажет. А подробностей не надо.
— Мне как-то даже не верится, что это ты, — говорит она. — Ты очень изменился, Андрей… Взрослее стал, возмужал.
Я, наверное, должен был сказать, что она красивая и молодая… Но мне не хотелось говорить.
Вот и автобусная остановка. Рядом большое белое здание хлебокомбината с черной трубой. В воздухе витает хлебный дух.
— Твой автобус, — говорю я.
Автобус, большой, глазастый, проплывает мимо. Снаружи, прихваченный дверями, торчит чей-то подол.
Марина смотрит под ноги, покусывает губы.
— Андрей, мне нужен твой совет… Глеб хочет… В общем, мы собираемся пожениться…
— Поздравляю, — говорю я.
— Через три дня он вернется из командировки, и я должна дать окончательный ответ.
— Нашла с кем советоваться, — говорю я.
— Ты мне самый дорогой человек.
— Женитесь, ради бога! Я-то тут при чем?
— И это все, Андрей?
— Еще могу сказать, что Кащееву повезло.
Помолчав, Марина дрогнувшим голосом спросила:
— Почему же ты, Андрюша… на мне не женился?
Она остановилась и смотрела мне в глаза.
— Я немного опоздал, Марина, — ответил я. И это была истинная правда.
— Опоздал?.. — повторила она.
— Не надо приглашать на свадьбу, — сказал я. — Все равно не приду.
— Я не могу за него выйти замуж… Я тебя люблю, Андрей!
Она и раньше иногда это говорила, но сейчас это ни к чему.
— Да, люблю, бесчувственный ты человек, — продолжала она. — И никогда не переставала любить… А все, что произошло, это со зла… Бывает такое настроение, когда, не задумываясь, делаешь глупости…
Я ни разу не видел, как плачет Марина. И сейчас не хотел видеть.
Как странно устроен человек! Мои убеждения, принципы — все чуть не полетело к чертям. Вспомнилось то хорошее, что было у нас с Мариной. В какие-то секунды я вновь пережил радость первой встречи, жгучую обиду и разочарование, что уже нельзя вернуть потерянное. Я готов был все забыть и сказать ей много хороших слов…
Я не сказал этих слов. Во мне тогда, еще весной, все надломилось и перегорело. И если что-либо у нас возникло вновь — это был бы обман. Видно, так уж получилось, что врать мы оба не умеем.