Чжан Юй-минь уже шагнул было в комнату, но его задержал Лю Мань, который тоже остался здесь у входа в кооператив, прислушиваясь к спорам. Схватив одной рукой Чжан Юй-миня за плечо и размахивая другой, он возбужденно заговорил, глядя ему в лицо широко раскрытыми глазами:
— Третий брат! Если уничтожать злодеев, надо начинать с головы. Хочешь есть, начинай с ореха, не ищи плода помягче. Тебе решать! — крикнул он и стал бить себя в грудь кулаками. — Посмотрим, чего ты стоишь! — И не дожидаясь ответа, он пошел к воротам.
Чжан Юй-минь растерялся было от выходки Лю Маня, но быстро пришел в себя и бросил ему вдогонку:
— Что раскричался? Обидели тебя? Дай сдачи! Врагу отомсти. Выкладывай, что у тебя случилось! Еще не известно, чего ты сам сто́ишь! — И Чжан Юй-минь решительно шагнул через порог.
— Третий брат! Проходи сюда, к нам! — Он сразу оказался в центре внимания.
— Мы все здесь члены партии? Не так ли? — начал он.
— Разве об этом сейчас идет речь? — раздалось с разных сторон.
— Одни вступили в партию еще при японских дьяволах, другие — после освобождения, но все мы — братья на жизнь и на смерть. Верно? — продолжал Чжан Юй-минь.
— И горе и радость делим пополам! Бросаться в Хуанхэ, так всем разом! — хором ответили ему.
— Значит, разговор у нас идет между своими. И разглашать его нельзя!
— Конечно, — подтвердил Ли Чан, — это статья из устава партии.
— Дун и другие товарищи из района укажут нам, как работать, а вы, коммунисты, обязаны им подчиниться.
— Ну да, — снова подтвердил Ли Чан. — Как это сказано? — Он было взялся за свою записную книжку, но тут же вспомнил: — Таков организационный принцип.
— Вопрос о том, с кем вести борьбу, нам не решить только на основании личной вражды или благодарности к кому-либо. Главное — чего хотят крестьянские массы. А их не поднять на тех, к кому у них нет ненависти. А тому, кого массы ненавидят, никакая защита не поможет. — И Чжан Юй-минь прямо взглянул в лицо Чжан Чжэн-дяню.
— Верно! Служим трудовому народу! — подтвердил Чжао Дэ-лу. Он хотел было повторить вслух предательские слова Чжан Чжэн-дяня, но промолчал.
— Вступая в партию, мы поклялись не щадить изменников, — сказал Чжан Юй-минь. — Никому не советую испытывать наше терпение. Верно я говорю?
— Верно! — закричали все.
Чжао Дэ-лу тоже посмотрел Чжан Чжэн-дяню в лицо, тот заерзал на месте, словно его что-то кусало.
Все почувствовали облегчение. Хотя они все еще не знали, что им делать завтра, но слова Чжан Юй-миня их воодушевили. Все готовы были вместе идти в огонь и в воду.
Спохватившись, что час уже поздний, они решили разойтись.
— Пошли по домам, завтра ведь тоже собрание!
— Правильно! Завтра никто не должен выйти в поле!
Чжан Юй-минь первым направился к выходу. За ним вышли и остальные.
Узкий серп месяца уже стоял высоко. На улице было прохладно и тихо. Чжао Цюань-гун и Цянь Вэнь-ху отправились в южную часть деревни, а остальные, обогнув сыроварню, — на западную окраину. Но когда они сворачивали в переулок, Чжан Юй-минь заметил вдруг, что их стало меньше и что какая-то тень мелькнула на дороге, ведущей в северную часть деревни. Догадавшись, что это Чжан Чжэн-дянь, он шепнул два слова Ли Чану.
Ян Лян с утра отправился к Дун Гуй-хуа: ему поручили выступить на собрании женщин. Ян Ляну было лет двадцать пять; он работал библиотекарем, законченного начального образования не имел, но много читал, много думал над прочитанным и, хотя на первый взгляд ничем не выделялся среди других активистов, производил при более близком знакомстве впечатление незаурядного, самостоятельно мыслящего человека.
В прошлом году он провел свыше месяца в деревне уезда Хуайлай и принимал деятельное участие в борьбе с помещиками. Деревня давала ему то, чего он не мог найти в книгах. Он вырос в деревне, и его снова тянуло туда, несмотря на то, что последние десять лет он прожил в городе.
Узнав, что в Теплые Воды направляется бригада для проведения земельной реформы, он постарался попасть в эту бригаду, понимая, что участие в походе против помещиков даст ему большой опыт партийной работы.