Одно из первых таких произведений — роман «Солнце над рекой Сангань», отразивший яркую и бурную деятельность широких трудящихся масс Китая, впервые получивших возможность самим строить свою жизнь, — нужно признать большим вкладом в дело создания подлинно реалистической литературы новой демократии.
В современной литературе Китая Дин Лин не одинока. Другие писатели, как Чжоу Ли-бо, автор удостоенного Сталинской премии романа «Ураган», как Цао Мин, автор повести о восстановлении электростанции, и ряд других также создают книги, посвященные эпохе становления новой демократии. Эти произведения указывают путь другим писателям.
Заслуга передовых китайских писателей в том, что они сумели показать новые процессы, происходящие в Китае. Присуждение Сталинской премии Дин Лин и другим писателям свидетельствует о большом и стремительном росте китайской литературы.
Л. Позднеева.Когда я узнала, что моя книга «Солнце над рекой Сангань» переводится на русский язык и будет издана в Советском Союзе, я обрадовалась от всей души этой большой чести.
Вместе с тем я почувствовала огромную ответственность перед советским читателем, который может принять мою книгу как основу для понимания новой эпохи и новых людей Китая и его земельной реформы. Мне следует предупредить читателя, что в ней изображен лишь один уголок Китая и судить по нему обо всей стране было бы неверно.
Я показала, как прошла земельная реформа в одной деревне, как удалось в ней одолеть помещиков и как выросли ее люди в ходе реформы.
Но роман еще недостаточно раскрывает, как под идейным руководством Мао Цзэ-дуна бедняки обрели классовое сознание, как быстро превратились они в упорных и стойких борцов за свободный, демократический Китай.
Несмотря на такие существенные недочеты моей книги, я рада, что она выходит в Советском Союзе, от которого я жду дружеской критики и помощи в дальнейшей моей работе.
Советскому читателю могут показаться неясными некоторые особенности китайского быта. Так, например, может возникнуть вопрос: почему у китайской женщины нет имени? Дело в том, что девочкам давали только уменьшительные имена. После выхода замуж ее уменьшительное имя отпадало и ее звали по семейному положению: дочерью, женой, матерью, невесткой либо снохою такого-то. Так в моей книге называют дочерей Гу Юна, жену помещика Ли и других.
Только после освобождения, когда многие женщины стали участвовать в общественной жизни страны, они получили новые имена или же вернулись к именам своего детства. Отсутствие собственного имени лишний раз доказывает полное экономическое и политическое бесправие женщины в старом Китае, ее рабское подчинение семье отца или мужа, а присвоение новых имен — это шаг к ее раскрепощению.
Некоторое недоумение у советского читателя может вызвать фигура Вэнь Цая, усвоившего марксизм догматически, без достаточного опыта применения его на практике.
Вэнь Цай не стойкий коммунист; интеллигент, не преодолевший мелкобуржуазного индивидуализма; он смешон своим начетничеством. Полный благих намерений, он, взявшись за проведение реформы, оказался в плену догматизма, уклонился вправо, не нашел дороги к массам. Работая в деревне, я сама встречала таких людей среди членов партии даже после того, как эта интеллигентская болезнь подверглась суровой критике со стороны товарища Мао Цзэ-дуна. Начетчики вроде Вэнь Цая томили крестьян своими речами по шесть часов кряду.
Мне казалось, что выведенный мною в романе типичный образ Вэнь Цая поможет перевоспитать тех молодых членов партии — выходцев из интеллигенции, которые не порвали еще с индивидуализмом, слепо следовали затверженным формулам, отрывая их от жизни.