Меж тем, и над головой Бородина начали сгущаться тучи. От знакомых он услышал, что восстановленным особняком заинтересовалась местная чиновница Галина Андреевна Чайкина, не так давно ставшая главой Лжинска и прилегающих территорий. Это была женщина сорока лет со светлыми крашеными волосами, хитрым круглым лицом, издевательским прищуром и длинным послужным списком. Разумеется, все бюрократические проволочки вокруг особняка реставратору уладить не удалось и Серафим Серафимович до сих пор жил в деревянном флигеле полулегально. Что называется, на птичьих правах. И все же просто так его выгнать из дома не смогли: Бородин зарегистрировал флигель как свое единственное жилье и законы Тартарии – а лордхан кичился тем, что его государство было социальным – не позволяли выселить жильца.
Поначалу Галина Андреевна действовала мягко – предложила реставратору переезд в ветхую пятиэтажку неподалеку, в сырую крошечную малосемейку. «Там перебои с отоплением, но в бездымные дни вы даже будете видеть наш особняк в окно!» – аргументировала она без задней мысли. Прожженной интриганке даже в голову не приходило, что кто-то может заниматься делом бескорыстно, руководствуясь исключительно любовью к Красоте и причастностью к чему-то вечному. Галина Андреевна была человеком рациональным и верила, что Бородин просто скрыл свою выгоду, а когда тот наотрез отказался от переезда, захлопнув перед ее посланником дверь, укрепилась в этой мысли окончательно.
Опытная чиновница Чайкина знала, насколько бумажки важнее реальных дел и свои фланги тщательно прикрывала. План отъема особняка был хорошо продуман. «Как чайки кружатся над помойками, так Чайкина кружится над особняком» – даже иронизировал кто-то из ее подчиненных. Серафима Серафимовича было решено задавить политически. Неформальным поводом стало отсутствие в доме техники, при помощи которой можно было следить за его обитателями. После войны Бородин и правда предпочитал книги пошлым и пустым видеороликам и уже тогда отказался от разного рода очков дополненной реальности. Огромную часть бытовой техники он продал, занимаясь реставрацией, и с тех пор жил крайне аскетично. Все это дало властям повод предположить, что мужчина прячется от всевидящего ока, чтобы заниматься подрывной деятельностью. Итак, дыба репрессивного аппарата заработала.
Бородин ел пареную репу со свой украшенной скандинавскими мотивами тарелки и слушал карельскую сюиту Сибелиуса, когда в комнату без стука вошли серые люди. Незваных гостей было пятеро: лейтенант, сержант и трое рядовых. Не представляясь, старший по званию произнес:
– Гражданин Бородин, вы подозреваетесь в незаконной деятельности. Сейчас здесь будет проведен обыск.
– Ордер на обыск при вас? – только и спросил Серафим Серефимович и выронил вилку.
– Вот, – сержант полез в карман, но вместо документа предъявил ошеломленному Бородину кукиш.
Минут пятнадцать серые люди перерывали флигель, – в других частях дома искать поленились – пока находчивый лейтенант не обратил внимания на необычные узоры, выведенные на серебряной посуде.
– Богато живете. Серебро, особняк, – произнес он как бы невзначай. – А что это у вас такое интересное на тарелке нарисовано?
– Сцены из древнескандинавской мифологии, – ответил Серафим Серафимович простодушно. – По всей видимости, из легенды о Диком Гоне.
– А знаете ли вы, гражданин Бородин, что у борщевистов тоже есть похожий миф? Якобы над Тартарией взойдет однажды солнце, пробьются лучи через клубы дыма, и начнется тогда Дикий Гон и погонят дикари легитимную тартарскую власть аж до самой границы! Но перед тем они должны устроить кровавое жертвоприношение по мистическим борщевистским обрядам. Не хотите дать объяснения в участке?
– Но позвольте, лейтенант! Какое отношение имеет к этому мифическая охота Одина, выдуманная древними германцами?
– А в этом будут разбираться компетентные специалисты!
– Тут явно попахивает разжиганием социальной вражды в отношении социальной группы тартарского чиновничества, – подхватил понятливый сержант и цокнул языком. – И неподчинением законным представителям власти!
– А ну-ка, пройдемте с нами, гражданин, – произнес довольный лейтенант.
Несмотря на инвалидность, Бородин оставался сильным мужиком и просто так даваться не собирался. Так что серым людям пришлось накинуться на него всем скопом, чтобы повалить, скрутить и потащить прочь. Гладковыбритый лейтенант даже держал Бородина за бороду – шибко сердила она этого человека, для которого устав был чем-то вроде священного текста. Серафим Серафимович быстро понял, что дело дрянь и настоящее его преступление отнюдь не в тарелке с орнаментом. В последний раз он взбрыкнул, когда его уже повели на выход, и упал, принявшись сучить ногами. Случилось единственное, что могло произойти в такой ситуации. Итак, случилось чудо. Но не доброе, красивое, рождественское, а мрачное, пугающее и зловещее. Чудо, от которого за версту несло хтоническими безднами.