И всю неделю, с момента, как Ахаз перенес меня, Лайона и Хоситу на Кирту, я была рядом, отлучаясь лишь для походов в комнату для девочек.
Я была рядом и верила. Ничего не могла сделать, лишь верила и надеялась. Не мог он меня оставить. Просто не мог.
Вот и сейчас я сидела на кровати, опираясь на подушки, и прижимала к себе мужа, надеясь передать ему хоть капельку своих сил.
— Дочка, — подступился ко мне Ахаз, — отпусти его. Имей совесть, ты лишь эгоистично истязаешь несчастного парня. Ему уже никто не сможет помочь… — Отец дернул щекой, признаваясь в собственном бессилии. — Даже я. Рейхи — яд, от которого нет спасения. Мы и так уже сделали все, что могли… не надо удерживать того, кто хочет уйти с миром.
— Но… — подняла я голову, встречаясь с грустными глазами Хоситы. И вот тогда я поверила, что спасти Ингвара невозможно. Потому что я видела разные глаза у Железного Дровосека: смешливые и игривые, злые и несчастные, но никогда в них не было столько грусти и безысходности.
— Все будет хорошо, любимый, — я крепче прижала к себе мужа. — Просто засыпай, родной, а когда ты проснешься, то уже все будет хорошо…
— Элли, — с трудом разжал спекшиеся от боли и яда губы То–от. Вытолкнул из себя: — Не вздумай…
— Тс–с–с–с, — прервала я его, укачивая у своей груди, как маленького, не желая давать несбыточных обещаний. — Спи, мое сердце, просто спи….
Я просто физически чувствовала, как истончается нить его жизни. Как тяжелеет тело и замедляется биение сердца. Я точно знала, в какой момент он перестал бороться с пожирающим его сильное тело ядом и устало сдался. Я просто обнимала любимого мужчину и ждала последнего удара его сердца, которое всегда принадлежало мне. Всегда.
— Она не сможет, — донесся до меня тихий шепот. — Она не киртианка, а, значит, не переведет его через Хрустальный Мост Душ, и династия прервется…
— Глупые они, — поделилась я с Ингваром, поглаживая его второй рукой по волосам. — Какие же они глупые… Конечно, я не проведу тебя, любимый. Куда мне…
Именно в этот момент любящее сердце То–ота стукнуло последний раз и затихло. Наступила леденящая душу тишина, когда люди почувствовали, что ушел последний Император Кирты. Безмолвие, которое боялись нарушить… Горькая, убивающая тишина, которой не верили, или верили и страшились…
— … Ты поведешь меня! — вытащила я из волос мужа именные марахи, вспыхнувшие в моих руках ярким светом. И вонзила один из кинжалов в грудь Ингвара, доставая до его сердца.
— Слава Императрице! — Люди вокруг нас опускались на колени, взирая на меня восторженными глазами. — Она — истинная дочь Кирты!
— Возьми меня с собой! — Второй марах нашел мое сердце. А зачем оно мне мертвое, потерявшее самое дорогое?
Последнее, что я услышала — отчаянный крик отца «Доченька!» И… я взорвалась ослепительным светом.
Только сейчас, в эту самую секунду, я поняла, что значит быть соларией — созданием из чистого солнечного света. И я была им. Я была в разных уголках вселенной, везде, куда мог достать солнечный свет.
Я видела, как сидит на крылечке, задрав голову к голубому небу, моя мама, и со слезами на глазах шепчет охранительные молитвы для дочери и ее супруга. Я освещала дорогу в сумраке души Лайона, который всей силой сердца хотел любить, и любил, но не знал, как это выразить. Я помогала жене Питера вырастить ее любимые подсолнухи в ожидании мужа. Я была там, где меня ждали и любили. Любили?..
— Элли, — овевая теплым ветерком плечи, пронесся рядом тихий–тихий шепот, — что же ты наделала, моя Элли? — Свет соткался в могучую фигуру Ингвара, и он протянул мне руку. — Пойдем, я проведу нас через…
[1] Имеется в виду не капитан корабля, а старое воинское звание Неда — капитан.
[2] Зиготы — смертники-берсеркеры.
Глава 25
— А ну домой, дети! — возник между нами вполне реальный и очень злющий папа. — Погуляли чуток и будет. Быстро собрались и домой! — Родитель щелкнул пальцами.
Ну вот, я так не играю, совсем как мама: «В восемь вечера домой, и никакого галавизора!»
— Ни фига себе! — выдохнула около моего уха потрясенная Хосита, наблюдая наше оживление. — Это круче, чем доставать сиятельного.
— Оглушила, — села я, отпихивая подругу для того, чтобы попасть в родные, надежные объятия мужа. Растерла свербящую полоску кожи на груди: ни шрама, никаких следов, только легкий зуд, который уже прошел. Чудеса!