— Я попробую, — передернула я плечами, совершенно не представляя себе, чего я там буду пробовать, — но сразу хочу предупредить, что, кроме бутербродов и кофе, ничего готовить не умею.
— Мужики, — вздохнула Хосита, прекращая придуриваться. — Я, конечно, понимаю вашу шовинистическую позицию, но правда такова, что вам весь рейс придется жрать сухой паек, потому что я даже бутерброды нарезаю художественно и, желательно, с живого объекта.
— Посмотрим, — оптимистично заявил сиятельный. Объявил: — А сейчас всем отбой до утра, кто не занят на смене. — Глядя на нас и ухмыляясь: — И утром мы все ждем вкусный горячий завтрак!
Это он неправ. Сильно. Все же наивность не лечится.
— Тьфу! — сплюнула Хосита, вставая и утягивая меня за собой к выходу. — Хреново быть глухим и тупым. Еще хуже быть тупым и наивным.
— И что ты по этому поводу думаешь? — полюбопытствовала я, идя с ней по коридору в свою каюту под бдительным присмотром молчаливо следующего за нами Ингвара.
— Думаю, что утро вечера мудренее, — туманно заявила Хосита и потопала в облюбованную каюту дальше по коридору, оставив меня у своей двери.
Я глубоко вздохнула, кивнула То–оту и, раз уж ничего не оставалось, отправилась спать.
Посреди ночи меня навестили. Кто там был такой прыткий — я не разбиралась, просто швырнула спросонья в его сторону зернышко, активировала и повернулась на другой бок, намереваясь досмотреть красочный сон о доме.
Открыв глаза утром, я первым делом осмотрела нового пленника, застывшего в желеобразной массе наподобие мухи. И развлекалась, пока чистила зубы и приводила себя в порядок, преподавая мужику урок изящных поз, периодично долбая приказами по желейному кубу. Правда, вместо одной задницы колыхался весь организм, но кто я такая, чтобы критиковать или привередничать?
— Элли! — стукнула в дверь бодрая Хосита. — Ты готова отравить весь экипаж?
— Вполне, — заверила ее я, отпираясь дверь и пропуская десантницу внутрь. — У меня даже подопытный уже есть, представляешь? Пробовать будем на нем. Видишь, далеко не убежит и падать в обмороки не будет.
— Ну ты, мать, сильна, — восхитилась Железный Дровосек, — найти объект, не выходя из каюты — это высший пилотаж.
Несчастный что–то сдавленно квакнул с выпученными глазами.
Исполненная дружелюбия Хосита пнула куб:
— Слышь, мужик, у тебя есть три варианта: стоишь здесь памятником собственной глупости, идешь с нами на камбуз и жрешь все на пробу, или мы тебя сдаем полковнику. В первом и третьем случае я точно гарантирую смертельный исход, во втором можешь и выжить, если кусками заглатывать не будешь. Что выбираешь?
По глазам пленника было явно видно, что выбирал он нашу мучительную и долгую погибель от своих рук, но вариантов у него действительно было не так уж и много, потому согласным мычанием он выбрал второй вариант и, после того, как мы его совместными усилиями отлепили от куба, нехотя потащился за нами на кухню.
И даже не умер, когда я запихала в него с угрозами что–то похожее на овсянку по рецепту повара, служившего здесь до этого. Правда, пришлось запихивать силком. Пока Хосита держала, я потчевала, закидывая комки каши в рот и бдительно следя, чтобы не вывалилось. Но зато мужик остался относительно жив и даже пообещал к нам на близкое расстояние впредь не подходить, когда уползал в расстроенных чувствах и с бурчащим желудком.
— Как ты думаешь, — с сомнением посмотрела я на кастрюлю с экспериментальной кашей, — если я ее сверху кофе залью, вкус улучшится, или эту бурду уже ничего не спасет?
— Давай не будем экспериментировать, — предложила благодушно настроенная десантница, с аппетитом наворачивая летный сухой паек с галетами и тушенкой–пюре в тюбике. Прочавкала: — Мужчины твоими усилиями становятся на этом корабле вымирающим видом.
— Я, пожалуй, еще бутербродов нарежу, — вздохнула жертва кулинарной книги и приступила к намеченному.
В общем, когда команда пришла на завтрак, то никто не отравился, зато все срочно решили, что нужно худеть для поддержания формы. И, как один, ограничились сухим пайком. Все, кроме полковника. Святой человек.
— Первый блин всегда комом, — попробовал меня жизнерадостно утешить Лайон, доставая сухой паек. — Обед у вас точно получится лучше.
Я стыдливо потупила взор и промолчала, чтобы сойти за умную. Назвала бы Лео мазохистом, но нашу дрянь он принципиально не жрал. А так — садист. Махровый.