— Нашли? — нервно хихикая, полюбопытствовала я, кивая на живую очередь. — И, наверное, дико счастливы по этому поводу. Даже не возмущаются, всё молча.
— Немедленно освободи их! — не стал ввязываться в бесплодные пререкания со мной сиятельный, видимо, посчитав это ниже своего достоинства. Вопрос только в том, на каком уровне он это достоинство имел. Лично мне проверять не хотелось, а Хосита не скажет из опасения, что отберут… до тех пор, пока вдоволь не наиграется.
— Попробую, — смиренно сказала я, мысленно потянувшись к ловушке. И ужаснулась, срочно про себя решив, что я больше пить не буду перед установкой ловушек. Или буду, только если к врагам попаду. Потому что я там такого намешала, что самой стало страшно. Да не за мужиков, за свою психику. Это ж надо было так психануть, чтобы собрать в один узел несовместимое и все слепить вместе. И главное, у меня ж фантазия бедная и талантов к совмещению — ноль.
Спустя час, прядь выдернутых волос сиятельного, трех царапин на крайнем в очереди и сорванного от гогота горла Хоситы, очередь распалась на отдельных индивидуумов. Мужики скрипели зубами, с трудом воздерживаясь от прочих выражений чувств при начальстве, и обещали мне взглядами счастливое настоящее в недалеком будущем.
— Ну ты попала, подруга, — встала рядом со мной Айрон, на всякий случай вытаскивая лучевик. — Они тебе этого ни за что не простят. Так что жди подлянки и запасайся вазелином в больших дозах.
— Если хочешь, чтобы ничего не было, — радушно сообщил мне Лайон, пинками выпроваживая на смену желающих объяснить мне тактильно, как я была много раз неправа, — то иди в мою каюту и жди меня там. Но цену за защиту ты знаешь, — и свалил, не дожидаясь ответа.
— Три пальца для тебя много, — пробурчала я в его спину, — а один ты даже не заметишь. — И звонко стукнула себя ладонью по внутреннему сгибу локтя другой руки.
Глава 10
— Тебе нужно срочно что–то решить, — тихо сказала мне Хосита, наклоняясь к уху. — Потому что сегодня мы либо положим всю команду, либо положат нас. А я не люблю быть снизу — не моя поза.
— Это не твоя война, — ответила я ей, в упор глядя на приближающегося к нам Ингвара, выглядевшего усталым и встревоженным. Мощная фигура Скара загородила весь дверной проем.
Как? И ни одного упрека, даже в глазах? Где ругательства, чертыхания и по–мужски эмоциональный, с цветистыми выражениями, рассказ о том, как моя особь посмела оскорбить начальника?
Молчит. Сложно поверить, но факт.
Если полковник и злился на мою пьяную выходку, то похоронил гнев где–то очень глубоко внутри, за сотней стальных дверей.
Я смотрела и думала: как случилось так, что этот громадный, отмеченный шрамами мужчина стал мне необходим?
У нас не было свиданий, мы практически не разговаривали. Мы даже не знали друг друга по–настоящему, но это не имело для меня никакого значения. Он всегда был рядом, когда мне была нужна помощь. А я хотела быть рядом с ним, потому что хотела помогать. Вот как–то так, незатейливо, но неумолимо подкралась ко мне любовь. Я даже не знала, что способна так быстро окунуться в этот омут серых глаз.
И никого не было в этом мире, кроме его и меня…
— Сука! — гавкнули из–за угла. — Ты еще у меня попляшешь! Намотаю косу на руку и поставлю…
Ингвар мгновенно метнулся на звук голоса и там что–то с грохотом и сквернословием упало. После того наступила сторожкая тишина.
— Началось, — с удовлетворенной физиономией спокойно сообщила мне леди Железный Дровосек. — Отсчет пошел. Так что ты либо с ним, либо одна против всех. Я, конечно, помогу, но сама понимаешь — какая я бы крутая не была, а совсем не спать и не есть я не могу…
— Это не твоя война, — повторила я, рассматривая возвращающегося к нам То–ота.
Так, с этими озабоченными мужиками нужно срочно что–то делать, одна я от оголодавшего стада человекообразных горилл и с пулеметом не отобьюсь, особенно если учесть, что кругом одни профессионалы: если не телохранители, то военные. И Хосита не поможет, она тоже женщина, скоро с голодухи вспомнят и о ней.
А нравы у наших мордоворотов простые и незатейливые, зиждутся на патриархате самого мерзкого толка. И пощады мне не будет. Сиятельный, судя по всему, играет в свою, только ему понятную игру, у которой весьма запутанные правила, о которых не сообщают заранее.