На этот раз мы с ним встретились уже на середине пути. И особых разговоров не вели. Меня просто опять выдернули за шкирку наверх и вперились злобным взглядом, словно рентгеновской установкой просветили. И чего, спрашивается, он там мог найти, кроме отходов жизнедеятельности?
— Ты никогда не сдаешься? — рявкнул Ахаз, начиная чего–то понимать. Или прозревая. — Может, успокоишься и сделаешь так, как я хочу?!!
— Нет, — упрямо покачала я головой. Зато честно сказала, хоть и неприятно. — Во–первых, я тебя не знаю и знать не хочу, а потому слушать не буду. Во–вторых, мне нужно вернуться к своим друзьям, пока они окончательно не спятили от моего отсутствия…
— По–моему, они скорее спятят от твоего присутствия, — пробормотал мужчина, задумчиво накручивая на палец прядь золотых волос, ничуть не пострадавших от пребывания в желе. — Я не рассчитывал, что все будет так сложно… она говорила…
— Кто говорила? — сдвинула я брови, снова опускаясь на камень и давая утомленному телу передышку. — Кто эта «она»? И потом, нельзя быть настолько настойчивым. Я уже девушка взрослая, у меня муж есть…
— Скоро не будет, — как–то очень злорадно сообщил мне Ахаз, улыбаясь во весь рот. — Это вопрос времени. Мне твой муж не нужен, и вообще… ты по нашим законам не можешь выйти замуж без согласия отца или ближайшего родственника по мужской линии, а я своего согласия, насколько помню, не давал!
— И чихала я на это с высокой башни, — пожала я плечами, раздумывая над его словами. Мне все это дико не нравилось. Ну не воспринимала я этого типа ни как отца, ни как родственника, ни как кого–то еще, кроме как оккупанта и захватчика. Не возникло у меня к нему абсолютно никаких родственных чувств. Неприязнь — да. Отторжение — сколько угодно. Желания прибить — хоть лопатой греби, а вот симпатии ни на грош, хоть расстреляйте меня из дротиков!
— Хоть чихай, хоть кашляй, — все так же ехидно улыбался мужчина. — А все одно — твой брак недействителен, а твой муж подлежит уничтожению, как покусившийся на одну из дочерей нашей расы! И я его уничтожу, если ты не выполнишь то, что я от тебя хочу и то, о чем тебе повелевает твой долг!
— Самоубийца, — пожала я плечами, лихорадочно соображая, каким образом я могу обезвредить этого маньяка с правами родственника, которые я не признаю, но которые, вполне возможно, на самом деле существуют. И хрен я ему дам покуситься на Ингвара. Пусть сначала мимо меня пройдет, а потом поговорим… если этот гад выживет. Тоже мне, испорченная батарейка с манией величия! — И чего тебе надобно, старче?
— Эллиасия, — высокопарно начал Азах — ой, Ахаз! — сложив на груди руки и выставив вперед ногу, — ты обязана принять свой долг и следовать ему во благо…
Я поморщилась от новой порции тошнотворной патетики (слишком вяли уши) и швырнула в него зернышко, упаковывая в ловчую сеть. После чего тут же залила желе, сверху залакировала пеной и огляделась. Ага! Совсем неподалеку в горной породе была видна трещина.
Я не поленилась, сгоняла туда и проверила. Небольшая пещера с одним входом, но кое–кто там прекрасно поместится. Прям как по нему вырубали.
С бодрыми многоэтажными пожеланиями бездетности, здоровья и счастья в долгой одинокой личной жизни я с трудом дотащила сверток до трещины, кое–как утрамбовала, залила выход пеной и плюхнулась на задницу.
Если вы думаете, что отдохнуть, то сильно ошибаетесь. Сейчас меня волновала лишь безопасность Ингвара — а, значит, было не до расслабления. Я быстро расшнуровала ботинок и выудила из–под одного и пластырей на стопах зернышко чуть поболее остальных. Жаль, конечно, но… снявши голову по волосам не плачут. И запечатала вход какой–то бурой субстанцией, про которую Страшилин говорил, что ее никакая хрень не возьмет. Будем надеяться, что тот, кто внутри, подходит под определение «хрень» и не сможет вырваться на свободу быстро.
Пока обувалась, полюбовалась делом рук своих. Все же иногда приятно сделать что–то масштабное. Потом вспомнила, что мне сейчас масштабно предстоит добираться до своих. Вздохнула и полезла вниз.
И ведь слезла, блин. Ну почти слезла.
Где–то на полдороги зависла на склоне с матюками и пожеланиями всем и полной мерой, переводя дух. Устала как собака. Мыслей никаких, кроме желания просто спрыгнуть и больше не мучиться. Пальцы стерты до крови, в зубах крошка скрипит. Внизу красота неимоверная, но очень далеко.
«Соларии нужна наша помощь?» — отчетливо раздалось в голове.
— Не знаю, как соларии, — честно призналась я, соглашаясь с глюками сразу и безоговорочно, — а мне бы точно помощь не повредила! Но бескорыстная! А то вон уже один, блин, помог! И сразу в родственники!