Лео опять фыркнул и умолк.
Когда мы, после стопятьсотой переклички охраны с обменом паролями, миновали по серпантину два уровня внешних дворов города–крепости и въехали в закрытый внутренний двор, перед выходом нас упаковали дополнительно поверх системы кандалов странными металлизированными веревками. Причем те были почище колючей проволоки, потому что в их основание какие–то уроды вкрутили продолговатые бритвенно–острые лезвия из стали хорошего качества.
Пока мы предельно осторожно шли, старательно уворачиваясь от ударов и толчков в спину охраны, — все было еще ничего. Но прислониться в такой «обувке» к стене, упасть или сесть — прямо скажем, чревато опасными порезами. Вот и перемещались мы, как танцовщики национального ярлейского театра (там, между прочим, до сих пор все женские роли мальчиками исполняются): без рывков, плавно и мелкими шажками, с фальшивой улыбкой на лице.
Честно говоря, я впервые столкнулась с подобной системой, и она меня не порадовала. Человеконенавистническая планета уродов и садистов, и веревки у них такие же, под стать местным жителям.
Внешние дворы были чем–то средним между двором и восточным базаром, там громко кричали, бранились, торговались и зазывали покупателей. Наряду с коврами, пестрыми тканями, пайками и водой, там вовсю торговали и людьми, женщинами и детьми, что было для местных привычным и обычным делом, а у меня вызывало дрожь.
Внутренний двор скорее напоминал закрытую часть богатой виллы или военную тюрьму. Или помесь первого со вторым — с охранниками, вооруженными плазмоганами и автоматами, высокими пулеметными точками по углам, с крупными обученными собаками на поводках.
И постоянные гортанные пароль–отзыв, как будто кто–то мог свободно пробраться сюда незамеченным.
— Я что думаю, — пропыхтела я, старательно переставляя ноги. — Твой папенька такой затейник. Мы еще до него даже не дошли, а уже в маскарадных костюмах. Что ж дальше–то будет?
— В саваны переоденут, — хмуро ответил мне Лайон, гордо вскидывая голову.
Кстати говоря, хоть нас и упаковали по высшему разряду, но грубости или жестокости никто не проявлял. Типа ничего личного, просто приказ, просто веревки, просто убью заразу, если побежишь. А так все тихо–мирно.
— Вам двоим, — спокойно заметил ближайший к нам охранник, — лучше помолчать во избежание эксцессов. Охрана может решить, что вы сговариваетесь для побега.
— Серьезно?!! — вытаращилась я на него. — Как можно сбежать в этом обмундировании? — кивнула на свою стальную амуницию.
— Были прецеденты, — коротко ответил охранник. И я сразу воспряла духом.
— Никто не выжил, — пояснил хмурый Лайон. И придушил мои надежды в зародыше. Но я все же решила не унывать, и, если что, по эстафете придушить кого–то тоже. Будет же у меня хотя бы последнее желание? Нет? А предпоследнее?
Через длинные коридоры нас притащили, по всей видимости, в кабинет Владыки и оставили до его прихода стоять. Пока нас волокли, я успела разглядеть вызывающую позолоту в остальном вполне современного интерьера (кстати, обустроенного с большим вкусом). Множество старинных фресок и картин просто били в глаза. Оценила я также и дорогущие предметы древнего земного искусства: резную деревянную мебель, тонкостенные полупрозрачные фарфоровые вазы, изящные статуэтки и расписные блюда, что дороже золота. Солдат на карауле на каждом углу. И, конечно, никаких женщин.
Как я и думала.
— Так–так–так, — раздался позади рокочущий голос, от которого Лео натурально подбросило и передернуло. — Кто тут у нас?
Перед нами появился охренительный красавец: каштаново–золотистые волосы ниже широких плеч, золотисто–карие глаза, лицо с правильными чертами и пухлыми губами. Ну блин конфетка с мышьяком!
— Здравствуй, отец, — процедил сквозь зубы сиятельный. Как выплюнул.
— И тебе не хворать, сын, — заложил большие пальцы рук за ремень, затянутый на тонкой талии, мужчина. — Долго же ты собирался домой. Пришлось даже посодействовать возвращению.
— Это твой отец? — невежливо вытаращилась я на эту парочку. Чуть сдержалась, чтобы не тыкнуть пальцем. — Вот эта порнографическая модель — твой прямой родственник?
Виуг небрежно поклонился, подарив мне ласковую ухмылку.
— К сожалению, — пробурчал Лео, страдальчески морщась.