—…но я не забуду, Уилл. Никогда не забуду. Никогда меня не заставят любить так, как записано у меня в паспорте в разделе семейного состояния. Никто, слышишь? и никогда! — Парень только осознал, что, оказывается, говорил что-то, но понял только свои последние слова. Леннокс осторожно поглаживал его то по голове, то по спине, иногда зарывал пальцы или нос в его шевелюру и будто чем-то наслаждался. Уитвики сконфузился, чувствуя, что наговорил ереси, поэтому и добавил: — Прости, Уильям. Я что-то много разговорился.
— Ничего, Сэм, не страшно… — Сухие губы коснулись его лба; парень ощутил, что впервые смутился. — Тебе, кстати, уже два раза отправляли сообщение. Наверное, Карли… — Имя неприятно резануло по ушам и разрушило общую идиллию; впрочем, рано или поздно это должно было прийти.
— Чёрт с ним, Уильям, чёрт с ним! — Уитвики прижался к нему ближе. — Мне уже всё надоело! Дай хоть на закате моей жизни насладиться тобой… тем, что ты рядом, Уилл. Твоё тепло… знаешь, оно ведь особенное! Кажется, им бы я согрелся на всю свою жизнь…
— Ну-ну, не неси глупостей, Сэм, — проговорил прежним снисходительным тоном — они решили напоследок создать маленькую иллюзию счастья. Уитвики отстранился, невесело улыбнулся и зачем-то кивнул. Раздался звонок; Карли беспокоилась.
— Всё в порядке, милая. Да, идём. Просто встретил Уильяма, немного разговорились. Через двадцать минут буду. — Повесил трубку и бросил телефон в карман с каким-то облегчением, многозначительно и даже жалко глянув на Леннокса.
— Уже идёшь… ладно, Сэм. Хорошо, — кивал как будто ни в чём ни бывало, а у самого в глазах яркая, но бесполезная просьба остаться.
— Уилл… — тихо начал парень, пристально на него смотря и взяв за руку, — Уилл, можешь… ну, хотя бы на прощание и в честь того, что мы прожили жизнь зря… и как бы для того чтобы хоть на секунду ощутить, как было бы классно, если бы мы смогли быть вместе… ну… — Уитвики сильно сконфузился и к чёрту растерял все подготовленные в уме слова, — Короче, Уилл, не мог бы ты меня по…
Леннокс легонько коснулся его губ; легонько и ненадолго — большего позволить они не могли. Сэм ухватился за этот поцелуй, как утопающий за круг; ему было важно почувствовать мужчину, ощутить его губы, дыхание, ладонь на щеке, ощутить этот грёбаный поцелуй, к которому они шли все эти годы и который ничего в итоге им не дал, и наконец позавидовать его жене — у них есть разрешение только на один такой, в то время как Сара могла получать их бесчисленное количество. Он был снедаем злостью, нежностью, чистой любовью, завистью и наконец полным унынием, когда робко касался губ Уильяма; такое больше не повторится, знали они. Ибо больше нельзя, потому что их теперешняя жизнь такого не позволяет; уже завтра они должны проснуться и поцеловать своих жён ласково и ещё более нежно, и улыбнуться, и зажить будто бы счастливо по старой программе; и это не должно удивлять.
— О, Сэм… — Уильям едва ощутимо поцеловал его в лоб, потом в щёку, потом уткнулся носом в волосы, — На что же я променял свою настоящую жизнь, жизнь с тобой? На что?.. Ужасно.
— Твой мобильный вибрирует, — заметил Уитвики. — Кажется, тебя тоже ищут…
— Подождут все! — Мужчина то отстранял его, то вновь аккуратно прижимал к себе, стараясь слишком не обнимать — всё-таки, парк общественное место. Казалось, что он сошёл с ума; впрочем, в таком случае Сэм был не лучше.
— Уилл, мы уже ничего не изменим… — говорил парень, покачивая головой. — Лично я чувствую, что моя жизнь, как и солнце за нами, медленно катится к закату, а после — к беспросветной ночи. И правда ничего не изменить. И это говорю я, вечный оптимист. Видишь, насколько запущена ситуация? — Оба отчаянно улыбнулись; в такие минуты хотелось уж лучше неправдоподобно смеяться, чем по-настоящему грустить. Хоть настроение удерживалось в положительной области.
— Нет, не вижу, на самом деле, — вдруг серьёзно сказал Леннокс, без шуток на него взглянув. — Ты знаешь, что бывает после заката? Да-да, правильно, ночь: холодная и неуютная. А потом что?
— В моём случае она вечна, — негромко возразил парень, внимательно его слушая.
— Нет-нет. Исключений не существует. И уж ты, прости, тоже не исключение… — мягко улыбнулся и потрепал по волосам. — После ночи наступает день. И я тебе его покажу. — Сэм замотал головой, принимая эти слова за очередное утешение, и горько усмехнулся.
— Ты смотришь на жизнь слишком позитивно, Уилл. Но это не поможет. — Рука твёрдо опустилась ему на плечо, а взгляд заставил резко замолчать. Уитвики прочёл всё по глазам, но ещё не верил в это с такой же уверенностью, какая была у Леннокса.
— Уилл, ты идиот… — прошептал, мотая головой и глупо улыбаясь. Понемногу он заражался верой в лучшее.
— Пусть буду им. Но я устрою тебе этот новый день. Обещаю… — шептал на ухо, приобнимая за плечо. — Просто поверь мне. Знаешь… когда я поцеловал тебя, то понял, что не могу вот так запросто бросить тебя, забыть свои чувства и завтра как ни в чём ни бывало сказать тебе «привет». Не могу… не могу и дальше врать! И не хочу оставаться в этом глупом, зависимом и жалком положении. Поэтому я предлагаю тебе бороться с системой. Однако не стоит ждать даже от этой борьбы чего-то приятного… будут крупные неприятности, — майор говорил скоро, безумно сверкая глазами; теперь Сэм заражался его безумием и был готов хоть сейчас сорваться в опасное приключение, лишь бы только подальше от рутины. Он ещё нельзя сказать, что мог рискнуть, но почва была уже определённо подготовлена.
— Ну что, ты со мной? — мужчина отстранился на два шага и строго на него посмотрел.
— Я всегда с тобой, Уилл. Только вот за такое предательство и извращение нас нужно распять или сжечь как самых опасных грешников, — без доли шуток ответил Уитвики, покачивая ребёнка в коляске и силясь его успокоить, хотя Эмиль уже давно замолчал, поняв, что у папы важный разговор. Уильям улыбнулся мягко и тепло — так улыбался он прежний, не знавший забот. Стоп, или уже знавший?.. Вероятно, да. Однако в любом случае Сэм был рад видеть эту улыбку.
— Пусть так. Но сдаваться я не собираюсь. Даже если встали такие преграды… — он неловким кивком головы указал на ребёнка.
— О нём я буду заботиться в любом случае… — начал было парень, но Леннокс остановил его, понимающе закивав и улыбаясь.
— Знаю-знаю. Никто их и не трогает. Дети — святое. Ну, Сэм, тебе пора. Встретимся завтра. Где-нибудь. — Оба усмехнулись. — Но точно встретимся. И запомни, Сэм: твоё солнце если сегодня и закатится или уже закатилось, то на завтра обязательно встанет, одарит всех своими тёплыми лучами и улыбнётся… ну, пускай хоть мне. Я был бы уже от этого счастлив. И оно точно-точно встанет. Будет завтра. Ночь всегда коротка… Иди.
Сэм не помнил, что говорил в ответ, не запомнил мимолётного поцелуя в конце, но помнил точно, как в его груди затеплела надежда. Та надежда, которую он считал давно утерянной в своём не столь радостном прошлом.
Несмотря на будущие трудности, обвинения, обязанности, которые потянутся за ним многокилограммовой ношей, он решил, что завтра точно наступит; сегодня — закат, сегодня ещё может показаться, что жизнь не так ярка, когда нога переступит порог якобы дома, сегодня — уже из разряда прошлого: смутного, но нужного, потому что полного воспоминаний. Краешек солнца уже скрылся за горизонтом; но завтра, часов в пять или шесть, оно вновь поднимется. Теперь Уитвики был уверен. А сложности — ни к чёрту! Если они с Уильямом смогут устроить вечный день, всё это растает под лучами светила. Всё это и прошлая боязнь.
Новый день настал. Точно. Пусть не в реальности, но уже в душе.
И Сэм вовсю благодарил Уильяма, хотя знал, что это лишь только начало.