«Твоей мечте, к небольшому счастью, пока не суждено сбыться. Ты мужчина и обязан вести себя соответствующе. И никакие праздные мысли о войне тебя не спасут; знаешь, при хорошем пытливом уме и довольно приличной силе каждый из нас боец. Да только ценность не в этом, а в том, как мы себя ведём в обычной жизни — вот тут-то многие заслуженные воины и накалываются. Поэтому, если не хочешь тяжко вздыхать неделю или две или до бесконечности, действуй сегодня! У вас, людей, даже пословица есть такая: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. И я искренно не понимаю, почему вы не пользуетесь такой мудростью…»
— Ладно, Би, уболтал… чёрт с тобой, говори! — чувствуя напряжение во всём своём теле, нервно выдал Сэм, облокотившись на дверь и посматривая на мелькающий город. Пару минут автобот не писал ничего, а после выдал: «Ну, раз ты согласен, значит, я обязан рассказать тебе о том, что придумал буквально за несколько секунд, проанализировав возникшую ситуацию. Не обвиняй меня раньше времени в банальности и в прямолинейности — в моих словах девяносто процентов будет разумного решения. Короче, Сэм… Признайся! И желательно сегодня, как можно быстрее. Раз уж день прошёл под знаком абсурда, то почему ночь не может быть такой же? Не мучь себя, Сэм, признайся…»
— Господи, ты понимаешь, что несёшь? — негромко, даже как-то вяло, будто бы лишь для некого нужного антуража в данной ситуации произнёс Уитвики. — Как мы теперь его найдём?
«Ого, вот видишь, ты уже начинаешь интересоваться практической стороной вопроса! Значит, с планом согласен…»
— В смысле как согласен? Я такого не говорил, Би! Это вообще бред какой-то, если честно! Ты бы ещё получше что придумал!
«А лучше ничего и нет… Сэм, коли ты вляпался в это, тебе уже не отвертеться. Я знаю, чего ты сейчас боишься: глупости ситуации. Ты считаешь, будто признание — это что-то из разряда фантастики. Но оно тесно связано с твоими чувствами. А разве твои чувства выдуманы и нереальны? Верно, нет! Получается, и признание тоже…»
— Великая сила логики! Нам бы такую… — угрюмо отвечал парень, скрестив руки на груди. «А если где-то глубоко в душе ты боишься отказа, то это, конечно, справедливая фобия, но глупая. Ты сам подписался на такое. Может быть, нам, автоботам, и неизвестно такое чувство, но мы хорошенько изучили все его аспекты. Вероятно, наука в таком деле — вещь относительная, но всё же некоторым пунктам хочется верить… И ты мне верь, Сэм. Согласись, что не хочешь получить отказ. Но в твоей любви уже навряд ли будет что-то позитивное — а уж тем более отдача! Это даже не приносит внутреннее удовлетворение — душа будто разваливается от всех этих гнусных мыслей! Не мои слова, книжные. Но ведь я правильно говорю?» Уитвики мелко кивнул, сглатывая. «Вот… видишь, не всё подвластно хаосу.» Некоторое время Бамблби ехал, ничего не отправляя; парень же раздумывал над смыслом его слов и вообще над тем, что ему предстоит сделать. И предстоит ли?.. С таким-то другом точно предстоит, решил Сэм. Через некоторое время панель вновь замигала. «Признайся!» — эта фраза держалась где-то минуты две, пока Уитвики решался. Сначала в его голове преобладало разумное, которое говорило своё степенное «нет»; но вскоре его место заняло старое доброе безумие, громко выкрикнувшее «да», одобряющим эхом отозвавшееся в его сердце.
Сэм порешил, что уже нечего терять. «Да», — твёрдо ответил он, и Би, поняв всё без объяснений, разогнался ещё быстрее. Уитвики осознал, что, скрыв свои частью глупые и ординарные слова, он сделает свою жизнь только хуже; уж пусть Леннокс уничтожит его прямо там, на месте — словами или действиями, неважно, — но тогда парень почувствует, что прожил не зря, что вот она — его реальная жизнь, наполненная чем-то весьма грустным и безрадостным, зато таким ярким! К тому же, тот малый процент, что Уильям ответит согласием, ещё теплился в его душе; все мы люди и все мы надеемся на лучшее. Всегда думаем, что мы — исключение. Ну, уж пускай будет так, чем иначе — изредка самообман нужен.
Уитвики не обращал внимания, куда выруливал Бамблби, хотя ему казалось, что сегодня день не мог закончиться без Леннокса; пускай Би отчаянно молчал, но парень-то чувствовал, что автобот отъезжал от дома всё дальше и дальше. Усмехнувшись, Сэм спросил:
— Мы к Уильяму? — «Да, едем. Я знаю его адрес; судя по моим расчётам, до дома он ещё навряд ли успел дойти. У тебя есть все шансы закончить этот день весело.»
— Ага, куда уж веселее! — пробурчал парень, вздыхая. На смену волнению пришёл глубокий пофигизм; Уитвики даже не думал, что скажет мужчине, что сделает и как посмотрит — всё произойдёт, как обычно, стихийно. Он снова решил импровизировать, потому что не любил чётко выверенных фраз и планов.
«Через пять минут будем на месте. Надеюсь, ты не такой зануда, чтобы прокручивать в голове всё, что скажешь ему.» Сэм улыбнулся и кивнул.
— Уитвики, ты сам знаешь, неисправим: порассуждать любит, а вот когда дело касается решительных действий… никаких планов, что ты! Как пойдёт, — Би в ответ глухо зарычал, как бы выражая этим смех — парень научился распознавать такие мелкие детали. В последующие минут пять автобот ничего не писал — видимо, решил оставить парнишку наедине со своими мыслями. Их всё-таки стоило собрать в какую-никакую кучку — совсем уж бредить Сэм не хотел, и так в последние четыре дня наговорил невесть чего!
Как это и бывает, пять минут пролетели быстро; за окном далеко впереди уже виднелась знакомая джинсовая куртка. Уитвики судорожно выдохнул и провёл рукой по лбу — горячий. Он уж мало чего понимал сегодня, поэтому не знал точно, какую галиматью выскажет Ленноксу, но раз день начался сумасбродством, значит, к вечеру его нужно закончить и тем самым закрыть своё дело. Он чувствовал, что вот прямо сейчас, сидя в машине и на максимальных скоростях приближаясь к объекту своей неожиданной любви, он по-настоящему жив. Солнце его жизни уже без пяти минут было в зените; и только Уильяму решать, остановить ли этот момент или оставить всё как есть, дав солнцу продолжить свой путь к закату. К закату и бесконечной ночи.
Машина бесшумно затормозила в метрах двадцати от Леннокса; на панели ярким загорелись слова «Вперёд! Удачи.» Сэм, вздохнув и мысленно поблагодарив Би за все его сегодняшние заботы и помощь, выскочил на свежий воздух; майор быстрым шагом становился всё дальше и дальше от него. Вот теперь, когда до важного решения его жизни оставалось всего каких-нибудь пару минут и пятьдесят шагов, стало труднее дышать, и вполне естественное чувство страха развилось до небывалых высот. Но парень отмахнулся от всего этого: уже поздно что-либо решать. Всё уже давно решено. Он побежал, стараясь не смотреть на приближающегося Уильяма; под ногами сверкал серовато-светлый асфальт, вокруг, будто в каком отдалении, бибикали машины, говорили люди, звонили телефоны; стало уж совсем темно, и фонари зажигались постепенно всюду. Уитвики заметил номер ближайшего дома, чтобы потом когда-нибудь вспоминать то место, в котором он признался в своей, кажется, далеко не первой, но очень странной любви. Странной и необычной настолько, что аж захватывало дыхание! Леннокс в пяти шагах; Сэм остановился и не смел приближаться к нему дальше. Набрав побольше воздуха в лёгкие, он позвал:
— Уильям, постой… те, — парень уже сконфузился, совсем растерявшись, как нужно обращаться к майору. Леннокс прошёл пару шагов и только тогда остановился, потом резко развернулся и вопросительно глянул; резкость и чёткость в его движениях была какой-то чисто военной. Так же, как и прямолинейность. Мужчина хоть и был удивлён, но стало ясно, что ненамного: лишь чуть-чуть нахмурился и окинул его тяжким взглядом. Уитвики сразу понял, что видеть его не рады; может, майор чувствовал, что продолжение сей истории быть счастливым явно не может — он знал, когда нужно прощаться, и попрощался вовремя. А это в его планы не должно было входить.