— Именно так я и доложил его сиятельству, — удовлетворенно наклонил голову генерал. — Стало быть, я не ошибся. Итак, мой друг, я питаю надежду, что в самое ближайшее время мы сделаем решительный шаг. Особое внимание следует обратить на политических ссыльных из России. Наружное наблюдение за каждым. За каждым! Вы поняли меня, ротмистр?
— Так точно, понял, ваше превосходительство! — Лунин вскочил на ноги и снова щелкнул каблуками.
Шеф жандармского управления молча кивнул, Лунин удалился.
Спустя два дня ротмистр явился к генералу с докладом:
— Как подтвердила наша агентура, наиболее влиятельный марксистский кружок действует в Главных мастерских Закавказских железных дорог. Среди членов кружка есть наш человек…
Генерал удовлетворенно кивнул.
— По другим сведениям, весьма подозрительная компания регулярно собирается на квартире некоего Дарчиашвили. Адрес Дарчиашвили нам известен, за его домом ведется наблюдение. Кроме того, за городом, в Грмагели, в духане Черного Вано, тоже часто стали собираться подозрительные люди. Туда нам тоже удалось внедрить своего человека… Затем…
Благодушное удовлетворение на лице генерала сменилось выражением охотничьего азарта.
— Тщательно изучены связи политических ссыльных из России с неблагонадежными местными жителями. Наиболее подозрительными являются следующие лица: Григорий Франчески, Иван Лузин, Николай Козеренко и Федор Афанасьев. Относительно последнего нам сообщили, что на его квартире в большом количестве хранится запрещенная литература. К нему часто ходят подозрительные лица. По-видимому, это главный источник распространения крамолы.
Генерал нетерпеливо барабанил короткими толстыми пальцами по столу.
— Довольно, — не выдержал он. — План ваших действий?
— Осмелюсь доложить, ваше превосходительство! За квартирой Афанасьева установлено постоянное наблюдение. В ближайшие дни у него будет произведен обыск. Но для этого нам необходима уверенность, что обыск даст результаты. Кроме того, по самым последним агентурным сведениям, в Тифлисе недавно образован Тифлисский комитет, в который вошли представители от всех марксистских кружков. Комитет намерен организовать массовые демонстрации и забастовки рабочих железнодорожных мастерских. Однако благодаря нашему оперативному вмешательству и демонстрации, и забастовки будут сорваны. Генерал был доволен, но не счел нужным обнаруживать свои чувства перед подчиненным.
— Ну что ж, это уже кое-что, — процедил он. — Стало быть, конец ниточки в наших руках. Это уже немало. Действуйте дальше, ротмистр. Четко, быстро и оперативно. Если возникнут вопросы, доложите мне.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
Лунич щелкнул каблуками и покинул кабинет шефа.
8
— Только, смотри, на перрон раньше времени не выходи. Помни, все зависит от тебя самого. Осторожность, осторожность и еще раз осторожность! — наставлял Авеля Миха, вручая ему черный саквояж, битком набитый прокламациями. Саквояж Авель должен был отвезти в Квирилы, чтобы вручить его там некоему Хурцидзе.
Несмотря на все эти наставления, на вокзал Авель пришел чуть раньше назначенного срока и теперь с нетерпением ждал Афанасьева, который должен был передать ему второй чемодан с литературой. Планировалась эта операция совсем по-другому, но, когда было замечено, что за квартирой Афанасьева установлено наблюдение, первоначальный план изменили. А поскольку других вариантов не было, чемодан с литературой вызвался передать Авелю сам Афанасьев.
Уже темнело, когда к перрону, пыхтя и свистя, подкатил поезд, отправляющийся в Шорапани. Народ засуетился, каждый кинулся к своему вагону. Авель с саквояжем в руке неторопливо двинулся вдоль состава, отыскивая взглядом пятый вагон. Остановившись у ступенек, он отошел в сторонку, чтобы не мешать входящим пассажирам, поставил саквояж на землю и с облегчением вытянул затекшую руку. Саквояж был так тяжел, словно его набили свинцом. Рука повисла как плеть. Другой рукой Авель вытер пот со лба. Горячие струйки пота текли по спине, и он не мог понять, что было причиной этой внезапной испарины: физическая усталость или нервное напряжение. Медленно приходя в себя, он искал глазами высокую фигуру Афанасьева. Несколько раз ему казалось, что вот как будто бы мелькнуло в толпе торопящихся к поезду пассажиров знакомое худое лицо, но всякий раз оказывалось, что он ошибся.